Ирена маялась, желая расспросить Река о башне – и не решаясь. Напрасно, в общем-то, маялась – раненый все равно не мог говорить…

Потом Рек вернулся в забытье. Семироль заново перевязал его раны, и Ирена, стиснув зубы, выстирала в ледяной воде заскорузлые бинты. Кто знает, сколько еще придется их стирать…

– Он сильный парень, – сказал Семироль. – В общем-то, и раны не такие опасные, он бы справился и без антибиотиков…

Семироль замолчал, и в молчании его читалось несказанное «но».

– Но?.. – спросила Ирена.

– Но Провидение очень уж на него обозлилось. Боюсь, как бы…

– Ясно. Можешь не продолжать.

Весь день ее преследовали ящерицы и хамелеоны. И назойливая, как дятел, мысль: вспомнить… вспомнить… сообразить…

Она не спала вторые сутки. Перед глазами плавали цветные пятна; ночь принесла вместо облегчения страх.

– Сорвать… – бормотал Рек. – Красный… в траве… из него исходит… вытекает… сорвите его… цветок… он от крови… сорвите, сожгите…

– Ян… он бредит.

– Что я могу сделать?

– Не знаю…

– Успокойся, Ирена. Если ему суждено выжить – выживет… Подумай о ребенке… Спи.

Ирена отошла к костру. Протянула руки над мерцающими угольями.

Башня.

Закутаться в плащ – и спать до рассвета. Циничный Семироль прав – она ничего не изменит, она должна думать о ребенке…

Башня.

Высотой с пятиэтажный дом… Нет.

На письменном столе. Бронзовая… Коричневая с прозеленью. Подсвечник в виде башенки, подсвечник, извлеченный Анджеем с дальней полки антикварного магазина. Внутри зажигается свечка – на лица гостей ложатся полукруглые теплые пятна… «Как красиво, Ирена… Как оригинально…»