Вот к этому-то выдающемуся колобашке и решил направить пришельцев бригадир Гугуница. Заодно и музей осмотрят.
Решение это созревало, пока сидели в бараке у Кадаушки. Гловач усердно строчил в толстой тетрадке, вписывая балладу за балладой. Гугуница стряпал ходатайство о зачислении в штат нового повара с испытательным сроком в два месяца. Кадаушка же разглядывала в корзине обещанный Марион «секретик» – спящего в постельке малютку-недомера.
– Он настоящий? – спросила она наконец, облизывая губы. – Живой?
– Куда живее, – отозвалась Марион.
Кадаушка склонилась над эльфиком и осторожно погладила его пальцем:
– Какой хорошенький…
Длинная судорога пробежала по телу Канделы, он выпростал из-под одеяла крылышки и забил ими.
– Графиня Зора! – завопил он тонким голоском. – Нет!..
Кадаушка отдернула руку. Малютка-недомер сел на кроватке, натянул одеяльце, прикрывая волосатую грудь, и капризно произнес:
– Меня укачало… А почему темно? Я желаю порхать над цветами в пронизанной светом оранжерее… Чтоб без сквозняков. Мне кажется, меня продуло. О, где он, прекрасный юноша, что спасет меня от злого прострела, натерев мне спинку пахучими мазями?
– Какой забавный, – сказала Кадаушка.
– У меня кончается мед, – заявил Кандела. – Кто эта гарпия? Уберите ее. И вообще, мне надоел ваш мед. Где вы, прелестные ароматные цветы? Где дыхание луговых трав?
Марион закрыла корзину крышкой и затянула ремни. Из корзины еще некоторое время доносилось сердитое ворчание, но затем оно стихло.
Помолчали.
– Да, – сказала наконец Кадаушка, – вот у тебя действительно секретик.
– Твой лучше, – утешительно произнесла Марион.
Кадаушка только отмахнулась:
– А, что я не знаю, как бывает? Вот встанет мой компанчик на ноги – и все, не нужна ему больше Кадаушка… Мне бы только доучиться, – она показала на книги, – а так… Кому я такая сдалась, без образования?
Марион обняла ее, чувствуя неловкость от разговора. Девушка-колобашка была маленькая, пониже Марион, но очень крепкая – мышцы рук и спины как каменные, так что у Марион от этих объятий что-то хрустнуло в боку.
Гугуница закончил наконец писать и вручил Кадаушке листок.