– Хотел видеть меня? – спросил Совер, едва успев переступить порог маленькой комнатки на втором ярусе башни.

Вместо ответа бывший капитан имперской гвардии вскочил с кровати и быстро забегал вокруг стола, нервно барабаня пальцами правой руки по заостренному подбородку.

– Я хочу знать, что происходит, – наконец-то начал разговор граф Гилион, когда промерзший Совер уже успел скинуть накидку и опустошить залпом полкувшина вина.

– А ты разве не понял? Ну что ж, объясню, – невозмутимо изрек Совер, садясь на колченогий табурет возле стола. – Псы герцога обнаглели, я решил призвать нахалов к порядку а они обиделись.

– К порядку, к порядку, а ты костры видел? Их же там не менее тысячи, а у тебя в замке три дюжины охотников и около сотни наемников без хороших доспехов и с дисциплиной, как у толпы пьяных монахов. Завтра стражники возьмут замок штурмом, а ближе к вечеру прибьют наши с тобой головы к городским воротам!

– Эти наемники многого стоят, я с ними не в одном походе бывал, некоторых с детства знаю, – флегматично заметил Совер, не заразившись пораженческими настроениями от товарища.

– Ну, не завтра, так послезавтра, через три дня, неделю, исход схватки все равно ведь известен! Почему ты не подчинился приказу герцога?! Почему не дал себя арестовать?! Почему, в конце концов, не сбежал и не попросил поддержки у Лоранто?! Ты же знаешь, как его светлость к тебе относится!

– Послушай, Гилион, мы с тобой оба солдаты. В душе ты прекрасно понимаешь, что все твои «почему» относятся только ко мне. Я действую так, как считаю нужным, и не должен давать никому объяснений.

– Но ведь…

– Чего ты волнуешься?! – задал в свою очередь встречный вопрос Карвол. – Ты приехал ко мне и попросил о помощи. Гонец с твоим письмом выехал в Кархеон еще до того, как началась осада. Герцог Лоранто не глуп, он примет все необходимые меры, чтобы вынуть наши головы из петли. Нам нужно только продержаться несколько дней. Все точь-в-точь как на обычной войне: мы в крепости, враги снаружи; они лезут наверх, мы спихиваем их в ров. Кстати, должен тебя огорчить, навряд ли герцог-управитель и принц Андер, под чью дудку он пляшет, посчитали бы необходимым брать нас под арест и чинить жалкое подобие правосудия. Ты же сам знаешь, как обстряпываются дела в провинциальной глуши… Держаться до конца – вот наш единственный шанс уцелеть и спасти честное имя!

– Ты прав, – Гилион перестал бегать кругами и опустился на кровать, – но мы могли бы бежать, скрыться на время, переждать!

– А ради чего? Беглецов в Империи не любят, господину Лоранто было бы весьма затруднительно оправдать нас перед Императором, найти достойное объяснение нашим позорным маневрам по лесам и крестьянским огородам. Одно дело заступаться за героев, борющихся, не жалея крови, против продажных чиновников, разворовывающих казну, подрывающих могущество Империи и творящих прочие беззакония в провинции, а другое – выпрашивать помилование для беглых преступников, тем более что принц Андер вместе с прихвостнем Корвием уже состряпали свою версию произошедшего. Ты – изменник, продавшийся бертокской разведке, а я – мятежник, поднявший бунт против законных властей. У нас с тобой, друг, теперь только две возможности: или стать патриотами-героями, или геройски погибнуть.