– За себя говори, – почему-то обиделся Гилион. – Я же в Торалисе выполнял личное распоряжение герцога и…

– Да хватит тебе! – Совер дружески хлопнул по плечу капитана. – Личное, не личное; выполнял, не выполнял, а в случае неудачи на одном суку болтаться будем.

– Так нас же вроде обезглавить должны?!

– Должны, значит, обезглавят. Головы отрубят, к городским воротам прибьют, а трупы за ноги подвесят, чтоб не только на горожан, но и на деревенских бузотеров страху нагнать.

Старые друзья, знавшие друг друга еще со времен учебы в военной академии, переглянулись и вдруг весело рассмеялись. Перспектива грозившей им обоим смерти уже не пугала солдат, они свыклись с ужасной мыслью, что грядущий день будет последним в их жизни, смирились с ней и теперь чувствовали в себе неимоверный прилив сил. У отважных отпрысков двух знаменитых графских родов появилась надежда изменить положение дел или погибнуть достойной смертью, так или иначе оставив свой след в истории Великой Империи.

Порой одно и то же слово обозначает совершенно различные понятия, и не потому, что имеет много значений, а потому, что люди иногда бывают необычайно стеснительными и не решаются назвать вещи своими именами. Когда граф Гилион говорил «арсенал», он подразумевал не склад оружия, а свалку старого, проржавевшего хлама, неизвестно зачем вытащенного из сырого подвала и сложенного в кучу возле ворот замка.

Пархавиэль с отвращением поморщился при виде скопления отсыревших кожаных курток с прогнившими ремешками, ржавых кольчуг с дырами размером с кулак, мечей, топоров, алебард и прочего мусора, который когда-то давным-давно, лет двадцать, а может, и более назад можно было назвать оружием. Флейта выругалась, как пьяная портовая девка, а более сдержанный в проявлении эмоций Артур протяжно присвистнул и протер ладонью мокрую лысину, на которую с неба уже успел упасть не один десяток мелких снежинок – первых вестниц необычайно рано наступившей в этом году зимы.

– Только не ной, что мы обречены! – обратился Пархавиэль к Флейте, уже открывшей рот, чтобы что-то сказать.

– Зря я не осталась в Баркате, – прошептала девушка и, не в силах больше смотреть на добрую тонну проржавевшего металла, уселась на ступени какой-то хозяйственной постройки, судя по исходившему изнутри запаху свежих опилок, столярной мастерской.

Пархавиэль с Артуром подошли ближе к куче не охраняемого никем «добра» и, присев на корточки, стали пристально всматриваться в замысловатую композицию испорченного металла. Желание найти хоть что-то, что можно было на себя надеть и чем можно было пользоваться хотя бы как дубиной, оказалось сильнее брезгливости.