Желтая дрожащая лужица света послушно стелилась под ноги, торопливые шаги гулко отдавались в непривычной после бури тишине. В комнатах Айрис тоже было тихо и темно. Спят…

– Мама! Мама, что ты делаешь?! – Луиза оглянулась: дочь в кое-как наброшенной поверх нижнего платья шали стояла на лестнице, высоко подняв свечу, и глядела огромными глазами. – Куда ты?!

– Нам с капитаном Гастаки нужно отлучиться. Иди спать! Или нет, раз уж ты тут… Я оставила письмо, забери его и передай Айрис, что я буду ждать вас в гостинице. Если вы не раздумаете…

– Мама, не надо, – начала было Селина и вдруг выдохнула: – Ты опять не видишь!

– Иди спать! – Луиза небрежно тронула кошель и накинула капюшон.

– Мама!.. Этот с тобой… Он же не живой! – Дочка задрала свою свечку еще выше. – Пусть четыре… Четыре молнии…

– Заткнись! – Рык ночной гостьи бурей пронесся по спящему замку. В Багерлее тоже кричали. И тоже никто ничего не слышал. – Да, я не из ваших, чем и горжусь! И делать мне нечего, возиться с тремя щенками. Хватит с меня и одной поганки, что Арнольд приволок!.. Хочешь забрать своих двоих еще горячими, забирай! Нет – сидите тут со своими свечками… Дуры домашние!

Она не зря боялась, Арнольд добрался до малышни, а может, и до маменьки с папенькой. Пока она меняла платья, строила заговоры, дразнила Эйвона…

– Видишь, Селина, – очень спокойно сказала Луиза, – я должна идти.

– Да, – губы дочки побелели, – Цилла говорила, что папенька… Что у него новая жена, но я… Я тебя с ней не пущу! Одну не пущу…

– Никуда ты не пойдешь! – Это она заперла Циллу, ни кошки не поняла и заперла, ей и отвечать. И только ей, а Селине жить и жить! – Ты… Ты нужна Айрис и… Монсеньору. И потом… Мы не можем тебя ждать.

– Можем! – Зоя подняла голову, словно принюхиваясь. – Еще можем, но недолго… Возьми теплую одежду, Селина Арамона. Только не возвращайся туда, где спят…

3

Двор был белым и чистым, таким белым, что ступать на светящийся снег казалось святотатством, но Зоя Гастаки ступила. Женщина без тени равнодушно и тяжело шагала по сверкающей целине, она могла это делать, она не оставляла следов.

– Чего застряли?! – рявкнула она. – Вперед, сотню крабов вам в гроб!

И Луиза пошла вперед. Фонарь погас, свечка Селины – тоже, от луны осталась лишь жалкая серебристая про́волочка, но света хватало. Света, холода и тишины. Люди не слышат выходцев, но почему молчат псы?

– Мама, – шепнула Селина, – мы идем не к мосту…

– Моста нет, – не оборачиваясь, бросила проводница, – есть другие дороги… Мои дороги…

Выходцы не любят мостов и текучей воды, они не шагнут за порог без приглашения, но капитан Гастаки как-то добралась до спальни. Кто ее впустил в Надор? А если никто, как же она вошла?!