– А он изрядно изменился.

– Вот уж нет. Он набрался сил и, похоже, научился кое-чему не только на своей ошибке, а и на множестве чужих, но никоим образом не изменился. По-прежнему его основное оружие – предательства и соблазны, а его сила в слабостях и противников, и союзников.

– В последнее время его союзники становятся все мельче и омерзительнее, если, разумеется, исключить нашего странствующего собеседника.

– Я бы не назвал Странника его союзником. Скорее наследником или, вернее, охотником, который ждет, когда собака пригонит ему дичь, которую он сам ни учуять не в силах, ни догнать…

– Низко же ты ставишь того, кто берется учить всех, даже тебя, хотя ты и отдал право действовать за право знать.

– Я отдаю ему должное, брат. Его намерения чисты, он уверен в своей правоте.

– Настолько уверен, что ради нее предал сам себя и тех, кто шел за ним, надеясь на одно и получая иное.

– Он, насколько мне помнится, называет это не предательством, а жертвой и оплакивает ее. Но хватит о нем. Его время еще не пришло.

– И не придет, если ты не ошибся в своем знании, а я в своем доверии… Хотя меня беспокоит порожденная нашим знакомцем гниль. Слишком много предательства и обмана… Ты прав, он многому научился, выпустив вместо десяти драконов тысячу змей.

– Брат, ты противоречишь сам себе. Не ты ли всегда превозносил сердца и души тех, кого почитающие себя великими не принимают в расчет.