— Помолчи, полусотник, — резко одернул его Лойко. Обвел глазами собравшихся. — Всем вернуться к повозкам. Конники — в седло. Вы, — он остановил взгляд на застывших живописной троицей Годимире, Велине и Яроше, — быстро в телегу. Иначе мне придется задуматься, почему это ваши друзья, — холодный прищур переместился на Олешека, — сражаются против армии Момчило Благословенного.

— Вернись. Вернись в телегу… — зашептала сыскарь.

Драконоборец кивнул, подошел к повозке, поставил ногу на ступицу. Сзади прозвучало распоряжение наместника:

— Все тела похоронить, как положено! И сыдоровых, и этих… Рыцарей, гляди мне, не обирай! Закопаешь со всем, что на них!

Топот копыт. Ворчливый голос дружинника, очевидно, назначенного в похоронную команду:

— Ага… «Не обирай»! Тут, опосля разбойничков, найдешь что-нибудь…

Телега тронулась. Заскрипело колесо.

Годимир сидел, уткнув подбородок в колени, с закрытыми глазами и видел перед собой ненавистную рожу Сыдора, перечеркнутую крест-накрест двумя взмахами меча…

Ночью сон никак не шел к драконоборцу. Одна только мысль о Сыдоре, Вукаше, всех прочих загорцах заставляла сжиматься кулаки. Эх, вскочить бы на коня, прорубить путь мечом и прочь! Сперва в Ошмяны, предупредить королеву о измене вожака хэвры… А вдруг она с ним заодно? И пойдет на то, чтобы отдать королю Момчило власть над королевством? Не может быть! А почему, собственно, не может? Он ей что, в душу заглядывал? Да нет же! Нельзя так думать о прекрасной панне! Неправильно это…

Рядом стонал во сне Ярош. Ему в самом деле приходилось тяжело. Днем разбойник еще держал себя в руках, пытался даже шутить, хотя и хватался время от времени за голову, словно раздираемый мучительной болью. А вот ночью… Ночью из его горла вырывались жалобные стоны. Бирюк корчился, пытаясь с головой укрыться видавшим виды зипуном. И самое обидное, что не поможешь другу ничем. В обозе загорцев лекари наверняка есть, но не станут связываться с чужаком, почти пленником.

Темный силуэт, заслонивший звезды, заставил Годимира напрячься и незаметно потянуться к мечу.

Кого это несет?

Неизвестный приблизился, опустился на корточки.

Смазанная тень рванулась справа, послышался негромкий вскрик, хрипение, а потом жалобный стон.

Годимир вскочил.

В двух шагах от него лежал ничком Олешек.

За каким лешим шпильман приперся среди ночи?

Но самое смешное состояло в том, что на спине музыканта сидела Велина. Одну руку мариенбержца она удерживала даже не рукой, а ногой, и судя по перекошенному лицу Олешека, от жесткого захвата его кости начинали трещать. Ладонью сыскарь зажимала шпильману рот.