Ну, и многие теперь больше никогда ни с кем не сразятся, не выпьют браги, не прижмут молодку в корчме… Никогда!

Вот лежит Озим, которого товарищи дразнили Яровым. На бригантине маленький ровный разрез в двух ладонях ниже левой ключицы. Должно быть, гизарма. Быстрая смерть, совсем не мучился. А вот у Будимила (или это Будигост?) вспорот живот. Края разреза в сосульках черной, запекшейся крови и еще в чем-то буром, мерзком даже на вид. Телохранитель Сыдора умирал долго и мучительно. На сизых петлях кишечника копошатся стаи изумрудно-зеленых мух. Отяжелели от сытости. Даже взлетать не хотят…

Годимир перевел взгляд налево и обомлел.

— Ты куда! — воскликнула Велина, увидев, как рыцарь одним прыжком перемахнул через борт телеги и опрометью бросился к телам заречан.

Драконоборец рухнул на колени около двух лежащих рядом трупов.

Один изрублен так, что на белой суркотте уже и не разглядишь красную конскую голову — вся накидка слилась в единое багровое пятно. Целое только лицо, если не считать рассеченную скулу. Длинные каштановые усы с изрядной примесью седины, густые брови, докрасна загорелые, а теперь серые щеки. Волосы стрижены в кружок…

Пан Тишило!

А рядом?

У этого пана лицо, напротив, изувечено до неузнаваемости — очевидно, несколько ударов кистенем. Зато черная суркотта с вышитой на груди трехзвенной золотой цепью почти не тронута. Если и есть где-то пятна крови, так, скорее всего, чужой.

Пан Стойгнев!

Как же Годимир мог забыть? Их отправила королева, чтоб паны рыцари прикрыли отход отступающей армии Кременя. Но драконоборец-то думал, что ошмянская королева им и войско дала в помощь! Хотя бы пару десятков стражников! Почему же на соседнем теле накидка с голубой молнией на желтом поле — герб короля Кременя? Где же черные суркотты с золотым трилистником? Где ошмянские дружинники?

— Где?! — в голос воскликнул рыцарь, на замечая, что вокруг толпятся спешившиеся загорцы, Ярош держит его за плечи, а Олешек спрятал лицо в ладонях — желудок у него никудышный, и, значит, шпильмана вот-вот стошнит. — Где?

— Что случилось, рабро Годимир? — насмешливый голос Юрана долетел сверху, с седла. — Подумаешь, трупы… Ты на войне никогда не был?

— Придержи язык, рабро Юран! — неожиданно зло выкрикнул Олешек. Те же нотки звучали в его голосе и у пещеры мертвого дракона. — Не «подумаешь, трупы»! Этим рыцарям ты в подметки не годишься!

— Ты как говоришь с рыцарем, музыкантишко? — Загорец замахнулся плетью, но отшатнулся, увидев перекошенное лицо вцепившегося в рукоять меча Годимира.

— Только попробуй… — прохрипел словинец, пытаясь стряхнуть повисших на плечах Яроша и Велину. — Я тебе эту плеть в глотку вобью.