Азофель ничего не отвечал на его спутанные вопросы, и кобольд поотстал в нагромождении ползучих растений, обледенелых ветвей и гниющих бревен. Оставшись один среди закутанных туманом деревьев и не видя других следов, кроме своих, он чуть не впал в панику. Но тут его позвал угрюмый голос Лучезарного.

Азофель стоял рядом с дубом, треснувшим до бледной сердцевины. У подножия расщепленного дерева лежало скорченное тело. Пряди светлых волос разметались по снегу.

— Это маркграфиня! — Рик Старый отвел волосы с лица и увидел, что на нем нет явных ран. Но женщина не дышала. — Чарм амулетов защитил ее тело, но не душу. Душа отлетела.

Лучезарный не стал дожидаться просьб или приказов кобольда. Со звуком, похожим на пламя, он поднял руку к небу, и она расплылась от запястья, достигая тех эмпирей, где плыла душа Джиоти, растворяясь в пустоте. И Лучезарный вложил душу обратно в тело.

Совершенно неожиданно, в момент слияния, когда свернувшаяся кровь снова потекла и душа ожила, встрепенувшись, Азофель ощутил сердцевину этой жизни, где рождался сон. Там была та же ясность, что в его собственном ядре, и красота этой ясности восхитила его. В середине каждого живого существа есть одинокая звезда, льющая свет, подумал он про себя, удивляясь, что никогда не думал об этом раньше.

Джиоти медленно села. Память по капле возвращалась в замутненный еще мозг. Чарм Азофеля наполнил ее и успокоил, пока она вспоминала. Когда у нее набралось достаточно сил, чтобы можно было встать, она пошла через лес к машине.

Рик поддержал ее, но глаза его смотрели на цепочку следов, оставленных в снегу Азофелем.

— Времени у нас в обрез, — стал объяснять кобольд маркграфине, увлекая ее под руку, чтобы ускорить продвижение по зимнему лесу. — Азофель становится тяжелее — все меньше света…

Слова замерли на языке Рика, когда он глянул в Ожерелье Душ и увидел приземистых, коренастых воинов в остроконечных шлемах, бегущих между деревьями с топорами в руках.

— Гномы! — Рик испуганно обернулся через плечо на пустые сосновые поляны и потянул Джиоти вперед. — В лесу гномы!

Джиоти рефлекторно потянулась к Глазам Чарма, не сразу вспомнив, что все амулеты разбились в чармовую пыль при ударе. Радость, которую она испытала, поднявшись из мертвых, испарилась. Снова ее пробрал холод, и Джиоти охватила себя руками, пытаясь согреться.

Она все еще не до конца соображала, будто поднявшись только что из глубокого сна. Память отстраненно взирала на Джиоти, будто отдельная личность, и Джиоти подумала, не снится ли ей все это. Потом пришла страшная мысль, что Риис погиб в тот миг, когда она рухнула на Темный Берег. И она ощущает собственное «я» именно потому, что он мертв. Горькая скорбь охватила ее, но Джиоти напомнила себе, что она на Темном Берегу, без Чарма, и ничего наверняка о Риисе знать не может.