Феран был взбешен до предела, и никто не понимал это лучше, чем Эйнзель. Еще мгновение, и прозвучит приказ, обращенный к Серебряной смерти. А после этого самый крупный кусок разорванного на части тела Ферана свободно уместится в кувшине для пива, а Варсовран натянет на себя защитный костюм созданный благодаря усилиям Эйнзеля.

Арбалет, спрятанный под плащом колдуна, был совсем мал, он предназначался для охоты на птиц. Обычно в него вкладывали легкие, тонкие стрелы. Но Эйнзель позаботился о том, чтобы наконечник его стрелы был отравлен. Смертельный исход даже при поверхностном ранении был неизбежен.

Варсовран стоял между Гриффа и Фортероном, но оба адмирала на расстоянии двух-трех шагов от бывшего императора. Эйнзель остановился позади Фортерона, почти не различимым шепотом произнося молитву, обращенную Удаче. Потом он глубоко вдохнул, почувствовал нарастающую панику, на мгновение прикрыл глаза, пытаясь очистить разум от сомнений, а потом, пока решимость не покинула его, откинул полу. Он поднял арбалет, чтобы прицелиться в узкое пространство между Фортероном и Варсовраном, а затем выстрелил в Ферана. Три охранника Варсоврана направили на колдуна свои арбалеты и выпустили стрелы в его спину. Он промахнулся – отравленная стрела миновала повелителя Серебряной смерти, преодолела еще несколько метров и попала в пролетавшую чайку, погибшую прежде, чем тело ее коснулось воды. Однако намерений и попытки было довольно, чтобы привлечь внимание Серебряной смерти.

Яркая вспышка ослепительной белизны вырвалась из глаз монстра, и два раскаленных луча испепелили раненого Эйнзеля на месте. Заодно они разрезали на куски нескольких невинных людей, случайно оказавшихся рядом с намеченной жертвой. Варсовран, шесть морских пехотинцев, стоявших позади него, и адмирал Гриффа рухнули на каменный причал, обливаясь кровью, их внутренности вывалились. В последнее мгновение Эйнзель увидел, как голова Варсоврана буквально взорвалась огнем, а закипевшие мозги потекли по обуглившемуся черепу. Умирая, маленький колдун думал не о своем ребенке, не о спасении мира. Когда смертоносные лучи уничтожали его плоть, перед глазами возник образ скульптуры на одной из площадей Диомеды с надписью: «Рекс Эйнзель, первый инженер Диомеданского двора».

Корабль, оказавшийся, на свою беду, рядом с пирсом, за спинами тех, кто теперь валялся на камнях в виде обожженных кусков, развалился на части, снасти торчали под нелепыми углами. Примерно четверть минуты никто не мог пошевельнуться или вымолвить слово. Многие даже дышать не осмеливались.