– У нас есть еще немного воды и вино из фиников, – стала припоминать Абриза, – и куски лепешек, и фисташки…

– Вина больше нет, – объявил Джеван-курд. – Вино из фиников – не виноградное, оно не запретно. Вот виноградного я бы пить не стал даже ради спасения от смерти.

Вид у него при этом был несколько виноватый.

– Что ты оправдываешься передо мной, будто я имам! – воскликнула Абриза, обрадовавшись, что нет больше ни вина, ни его испорченного запаха. – По мне, пей хоть пальмовое, хоть финиковое, хоть виноградное! Если бы ты знал, сколько его выпивают наши мужчины, ты даже вспоминать бы не стал про этот бурдючок.

– И ты считаешь, что мужчины вправе пить вино? – осведомился курд.

– Из всех недостатков, какие присущи мужчинам, этот – наименьший, – отвечала Абриза.

– Ты сидела со мной, когда я лежал обессиленный, и растирала меня своими руками, ты поила меня из губ в губы, ты даже смиряешь ради меня свой длинный язык, и ты разумно относишься к недостаткам мужчин… – задумчиво произнес Джеван-курд. – Клянусь Аллахом, мы с тобой поладим, о госпожа! Собирай наше имущество, и пойдем отсюда. Я полагаю, нам следует возвращаться в ту долину, чего бы это ни стоило. Ведь мы не знаем, на сколько дней пути растянулась эта проклятая пустыня. А при выходе из ущелья нас, возможно, ждет аль-Мунзир с десятком своих людей! И в этом наше спасение!

Имущества у них оказалось немного – теплые аба, джуббы, а остатки воды из большого бурдюка они перелили в бурдючок из-под финикового вина, потому что во втором бурдючке было прокисшее верблюжье молоко. И Абриза, сравнив запахи от обоих бурдюков, решила, что один другого стоит.

Джеван-курд, к большому удивлению Абризы, смог даже на каменистой почве найти следы и отряда аль-Асвада и всадников Джубейра ибн Умейра. Кроме того, он еще ночью определил по звездам, куда следует двигаться. И они пошли – неторопливо, сберегая силы и почти не разговаривая, причем Джеван-курд шел впереди, а Абриза – следом.

Так они продвигались под палящим солнцем, накинув на головы джуббы, пока ветер не донес до них гомон человеческих голосов.

– Погоди, о госпожа! – одернул бывалый воин Абризу. – Мы же не знаем, друзья там или враги. Но сдается мне, что не друзья. Аль-Мунзир не стал бы поднимать столько шума. Спрячемся, во имя Аллаха, и посмотрим!

– Может быть, они тоже идут к колодцу и укажут нам путь к нему?

– Я и без них знаю, что вода близко.

Очевидно, раньше возле колодца, к которому они почти подошли, был оазис, и люди возделывали вокруг него поля, но что-то согнало их с места, и от полей остались лишь межевые полосы, обозначенные кучами крупных камней, да торчали из щелей серые метелки какой-то травы, которую Абриза для себя назвала полынью.