– А зачем оно мне, о шейх? – не решаясь протянуть руку за странным подарком, спросила девушка. – Для чего мне сила в хариме Ади аль-Асвада?

– Бери, о ущербная разумом, и не задавай нелепых вопросов, – буркнул, подталкивая ее к старому фалясифу, Грохочущий Гром.

Пока девушка сомневалась, Гураб Ятрибский сомкнул на ее шее замок ожерелья, и оно скользнуло под ворот рубашки, и улеглось на груди.

Джейран прислушалась к себе – и решила, что ожерелью, очевидно, нужно время, чтобы освоиться и начать действовать. Оно висело вполне спокойно, не создавая неудобства и даже не обременяя своим весом.

– Я пойду, – сказал старый фалясиф. – О Маймун ибн Дамдам, ради Аллаха, окажи последнюю услугу – отнеси Джейран в Хиру к ее жениху.

– Может быть, и мне отнести тебя, о шейх? – забеспокоился Грохочущий Гром.

– Нет, мне нужно время, чтобы подготовиться к встрече с мальчиками, – отвечал Гураб Ятрибский. – А никогда не думается мне так хорошо, как в дороге.

Он простер руки над головами Джейран и джинна, как бы благословляя их и, не сказав более ни слова, повернулся и пошел прочь.

Грохочущий Гром буркнул что-то себе под нос и взмыл в небо.

– Гляди, он парит над шейхом! – удивился джинн.

Воистину, странно выглядели эти двое – размеренно шагающий по дороге старец и висящий над ним подобно светильнику, растопыривший руки и ноги ифрит, от лица и груди которого исходило красно-лиловое свечение.

– Кажется, Гураб Ятрибский нажил себе еще одного ученика, как будто ему мало твоих тридцати молодцов! – усмехнулся Маймун ибн Дамдам. – Клянусь Аллахом, я не знаю, чему доброму можно обучить ифрита, и Грохочущий Гром обременит наставника немалой заботой! Бери ребенка, о Джейран, заверни его поплотнее – и в путь! А остатки трапезы и посуду оставь здесь – они пригодятся тем, кто завтра днем придет к соседнему колодцу.

Джейран взяла на руки малыша, а Маймун ибн Дамдам встряхнулся – и его облик стал меняться на глазах. Посветлело лицо – и перестало быть приятным лицом смазливого купеческого сына, а налилось нечеловеческой и победоносной красотой. Сползли с одежды пестрые узоры и сделалась она волнисто-полосатой, как бы затканной бледным золотом, и по ней побежала рябь, как по пескам пустыни. Затем широкие полы взвились ввысь и застыли наподобие распахнутых крыльев. А может, это и были крылья, которые до сих пор джинн умело скрывал.

Маймун ибн Дамдам подошел к Джейран и обнял ее вместе с младенцем. Объятие было стальным, но бережным.

– Ау-у-у! – с этим криком, помогающим полету, джинн взмыл в небо. Джейран зажмурилась.