– Да ты же сама вопишь и голосишь громче нас, о Шакунта!
– Да ты же сама вопишь и голосишь громче нас, о Шакунта!– А мы принесли тебе кувшин сладкого вина из самого лучшего изюма, клянусь Аллахом! Когда ты уверишься, что ребенок заснул, мы нальем в чашки это замечательное вино, и выпьем, как тогда, помнишь?
– А мы принесли тебе кувшин сладкого вина из самого лучшего изюма, клянусь Аллахом! Когда ты уверишься, что ребенок заснул, мы нальем в чашки это замечательное вино, и выпьем, как тогда, помнишь?– Как тогда, когда ты, о Салах-эд-Дин, был уличным рассказчиком историй, я – твоей невольницей Ясмин, а ты, о Барзах – учеником рассказчика? Нет, о враги Аллаха, я не хочу вспоминать то время! Слишком много надежд было у меня тогда – и вот что с ними сталось! Я сижу над колыбелью…
– Как тогда, когда ты, о Салах-эд-Дин, был уличным рассказчиком историй, я – твоей невольницей Ясмин, а ты, о Барзах – учеником рассказчика? Нет, о враги Аллаха, я не хочу вспоминать то время! Слишком много надежд было у меня тогда – и вот что с ними сталось! Я сижу над колыбелью…– А разве у нас не было тогда надежд, о Шакунта? Я мечтал отыскать и отправить в ад вот этого человека, и что же вышло? Где ад и где Барзах?
– А разве у нас не было тогда надежд, о Шакунта? Я мечтал отыскать и отправить в ад вот этого человека, и что же вышло? Где ад и где Барзах?– А я мечтал о заговоренном кладе Сулеймана ибн Дауда, ради которого аш-Шамардаль стравил меня с Сабитом ибн Хатемом, мир его праху, это был истинный звездозаконник… Я все еще желал власти, как будто уже не хлебнул ее по горло! Где клад и где я? Выпей с нами, о Шакунта, ибо – что нам еще остается на этой земле?