Он гремел, провожая их. Хитзер чуть не расплакалась.
— Я его ненавижу, — яростно сказала она на спирали лифта. — Он ужасный человек, фальшивый.
Джордж взял ее за руку. Он молчал.
— Все кончено? На самом деле? Тебе больше не нужны лекарства? И конец всем этим ужасным сеансам?
— Я думаю, да. Он заполнит документы и через шесть недель я получу свидетельство о выздоровлении, если буду правильно вести себя. Он чуть устало улыбнулся.
— Тебе трудно пришлось, милая. А мне — нет. Не в этот раз. Впрочем, я проголодался. Где мы пообедаем? В «Наса Боливиана»?
— В Чайнатауне, — сказала она, но тут же спохватилась. — Ха-ха.
Старый китайский район вместе с другими частями Нижнего города был спасен девять лет назад. Почему-то ока об этом совершенно забыла.
— Я хотела сказать «Руби Лу», — добавила Хитзер, смешавшись.
Джордж теснее прижал ее руку.
— Прекрасно.
Добраться туда было легко. Линия фуникулера остановилась как раз у старого центра Лойда, некогда, долина Катастрофы, величайшего торгового центра в мире.
А сейчас многоэтажные гаражи ушли вслед за динозаврами, а большинство огромных магазинов опустело. Каток не заливался двадцать лет. Сквозь дорожное покрытие проросли деревья. Голоса в длинных полуосвещенных и полузаброшенных аркадах звучали глухо.
«Руби Лу» находился на верхнем уровне.
Ветви конского каштана почти скрыли стеклянный фасад. Над головой было небо глубоко зеленого цвета — таким его можно видеть только в те редкие весенние вечера, когда оно расчищается после дождя. Хитзер посмотрела на небо, далекое, невероятное, спокойное. Сердце у нее вздрогнуло, она почувствовала, как тревога спадает с нее, как шелуха. Но так продолжалось недолго, что-то держало ее. Она приостановилась и посмотрела на пустые темные переходы. Странное место.
— Здесь страшно, — сказала она.
Джордж пожал плечами, но лицо у него было напряжено и угрюмо.
Поднялся ветер, слишком теплый для апреля в прежние дни, влажный, горячий ветер, шевельнувший большие, с зелеными пальцами ветви каштана, поднявший мусор в длинном пустынном переходе. Красная неоновая вывеска за ветвями, казалось, потускнела и дрогнула на ветру, изменила форму. Больше на ней не значилось «Руби Лу», на ней ничего не значилось. Больше ничего не имело значения. Ветер дул в пустых промежутках между строениями. Хитзер отвернулась от Джорджа и подошла к ближайшей стене: она плакала. Инстинктивно ей хотелось спрятаться, забраться в угол и спрятаться.
— Что, милая? Все в порядке. Держись, все будет хорошо.
«Я схожу с ума, — подумала она, — не Джордж, а я схожу с ума».