Хьялти же медведя почти не замечал. Он был слишком поглощен отражением и нанесением ударов. В столпотворении звенящего оружия, щитов, шлемов, лиц, искаженных ненавистью, он не мог осознать, чем на самом деле занят медведь. Ослепленный яростью, он решил, что зверя послала королева Скульд, но тот не может помочь ей, пока не зайдет солнце.

В грохоте и вое битвы его не оставляла мысль, что Бьярки, ставший для него больше чем отцом, может покрыть себя вечным позором из-за, того, что не сражается здесь сегодня.

Когда враги отступили и Хьялти понял, что грядет новый перерыв в битве, он побежал в направлении города. Надо было спешить, перепрыгивая через убитых и умирающих, скользя в лужах крови, от которых подымался пар, и распугивая птиц, раздиравших падаль. Он промчался через распахнутые ворота, вниз по пустынным проулкам, мимо запертых дверей и захлопнутых ставень, за которыми дрожали в страхе женщины и дети, пока не достиг дома Бьярки. Двери были не заперты. Хьялти широко распахнул их и ворвался в комнату. Там было холодно и по-зимнему сумеречно. Огонь в очаге почти погас. Слабые отблески едва освещали угол, где сидела жена Бьярки, Дрифа дочь Хрольфа, прижимая к себе детей. На кровати лежал человек. Он был одет в кольчугу, но его меч был в ножнах. Человек пристально смотрел вверх.

Женщина вскрикнула и кинулась, чтоб остановить Хьялти, но тот ринулся вперед, не обращая на нее внимания, и, схватив лежащего за могучее плечо, закричал:

— Долго ли нам еще ждать лучшего из воинов?! Это неслыханно, что ты до сих пор не на ногах и не пользуешься силой своих рук, мощных, как медвежьи лапы! Вставай, Будвар-Бьярки, мой наставник, вставай, или я сожгу этот дом и тебя вместе с ним! Жизнь конунга в опасности! Неужели ты опозоришь свое доброе имя, которое с гордостью носил до сих пор!

Норвежец повернулся, потом встал, нависая над своим товарищем. Прежде чем ответить, он тяжело вздохнул:

— Ты не должен называть меня трусом, Хьялти. Я не ведаю страха. Никогда я не уклонялся ни от огня, ни от железа, и сегодня ты увидишь, что я все еще могу отважно сражаться. Всегда конунг Хрольф считал меня лучшим из своих воинов. Я пред ним в неоплатном долгу за его дочь Дрифу, что стала моей женой, за те двенадцать богатых усадеб, что он дал мне, и за многие другие богатства. Я воевал с викингами и разбойниками, вдоль и поперек объехав Данию, державу, что мы воздвигли на нашей крови, я был в походе против Адильса, и Агнар убит мной, и многие другие отважные воины…

Его речь, звучавшая так, словно он бормотал во сне, внезапно прервалась. Его взгляд обжег Хьялти, неожиданно ощутившего озноб.