Бьярки заговорил быстрее:

— Но теперь мы имеем дело с более опасным и великим колдовством, чем прежде. И ты сослужил своему конунгу плохую службу, ибо близится уже конец битвы. О, это произошло нечаянно, — продолжал он с печальным вздохом, — не потому, что ты не желал ему добра. Только ты и он могли помешать мне — как это и случилось — ибо всякого другого я бы убил на месте. Жаль, ибо теперь все должно свершиться, как суждено судьбой. И нет выхода из этого капкана, ведь я не смогу больше оказать конунгу Хрольфу ту помощь, что была мне под силу до твоего прихода.

Склонил Хьялти гордую голову и промолвил сквозь непролитые слезы:

— Бьярки, кроме тебя и Хрольфа не было надо мной вождей. Лучше бы не говорил ты мне о том, что я совершил.

Норвежец надел шлем, и Дрифа подошла к нему. Он взял ее руки в свои.

— Больно мне оттого, что больше мы не свидимся. Береги наших детей.

— С таким отцом, — ответила она, — им не понадобится чужая помощь.

Он обнял детей. Держа один щит в руке, другой — закинув за спину, чтоб воспользоваться им, когда первый будет изрублен в щепки — норвежец последовал за Хьялти.

День клонился к ночи, когда Бьярки предстал перед конунгом Хрольфом и спросил:

— Приветствую тебя, мой повелитель! Где мне лучше встать?

— Там, где ты сам выберешь.

— Тогда я встану рядом с тобой.

И сверкнул, обнаженный, меч Луви.

Скороход примчался к конунгу Хьёрварду из черного шатра, где находилась королева Скульд. Конунг вглядывался в сумрак, но нигде больше не было видно рыжего медведя, как будто его никогда и не было. Ободренный, он приказал сообщить своим воинам это радостное известие.

Хьёрвардова рать продвигалась вперед медленно и недружно. Она понесла серьезные потери, ведь в ее рядах было немало трусов. Гораздо меньше пало защитников Лейдры, а те, кто остался жив, были по-прежнему отважны и свирепы. Но все-таки — может быть из-за того, что колдовство внушало им больше ужаса, чем даже воины Хрольфа — мятежники вернулись на поле брани.

В одиночестве, и все же не одна, королева Скульд гадала, разбрасывала кости, покрытые рунами, и размахивала своим колдовским посохом. Огонь взмыл ввысь, и всякая нечисть заклубилась в дыму и в облаках пара над кипящем котлом.

Прямо из рядов дружины Хьёрварда выскочил жуткого вида вепрь — серый, как волк, и, огромный, как бык. Земля дрожала под его копытами, клыки сверкали подобно мечам, дикое рычание и вой вселяли ужас в слабые души.

Датские псы окружили вепря. Заливаясь лаем, они взяли его в кольцо. Зверь поворачивал свою морду то вправо, то влево, разя и калеча тех, что были ближе. Вскоре все боевые псы, изорванные и раздавленные, лежали валом вокруг него. Дольше всех Грам висел у него на горле. Но кабан яростно подбросил пса вверх и, когда тот упал, пронзил его насквозь своими клыками.