Смуглый молчал, за него ответила Царственная:

- Не твои заботы! Мне его продали бедствовавшие родители!

- Мальчик отправится со мной, раз так. Я уже сказал почему.

Агрикул с силой сжал ладонь на запястье невольника, который, вероятнее всего, являлся такой же фальшивкой, как его сообщник. Собственность кесариссы зашипела от боли - хватка у центуриона была железная.

...Фарру атт-Кадиру следовало поблагодарить за избавление от клеймения горячим железом и долгого разговора с Агрикулом не кого иного, как басилевса Аррантиады. Царь-Солнце, пребывавший в творческом кризисе, неожиданно возник на обширном балконе второго этажа дворца с пергаментом в одной руке и свинцовым карандашом в другой. Он никак не мог достойно завершить развязку "Терзаний Климестины" и решил пройтись на воздухе, надеясь, что вид на море и отдаленные горы принесет вдохновение, а муза поэзии снизойдет к нему с заоблачных высей, одарив столь неуловимыми величественными строками.

Случайно завидев мужа и поняв, что Тиберис может ее услышать, Лоллия заголосила, в точности уподобляясь рыночной торговке или дерущейся с конкуренткой за мужчину "волчице":

- Тварь! Мразь! Вскормленный гиеной выродок! Жалкая кучка ослиного дерьма, на которую по ошибке взглянул наш господин! Тупой мерзавец!

Басилевсу обычно нравилось слушать, как ругается Лоллия - в этом было нечто пикантное и забавное, - однако сейчас вопли супруги помешали ему нащупать столь близкую рифму, и Тиберис, ожесточенно отшвырнув свинцовое стило, подошел к перилам галереи.

- Взгляни, о царственный, - достигая немыслимых высот звука, причитала кесарисса, работая на публику и прежде всего на самого Тибериса, - как меня, твою верную и преданную подругу, дочь эпарха и жену осиянного божественным светом владыки Острова Великолепных, оскорбляют и унижают на твоих же глазах! С каких пор ты начал позволять этим головорезам, что незаслуженно именуются ликторами-охранителями, терзать несчастную женщину?! Доколе?..

Спектакль продолжался долго. Лоллия не давала вставить слово ни мужу, ни опешившему от такого напора Агрикулу, перечислила все мнимые и истинные обиды, нанесенные ей неуживчивым центурионом, проехалась по его родословной, облику, характеру и мужским достоинствам и закончила свою пламенную речь очередным фейерверком площадной брани.

- Агрикул?.. - не разобрав и половины речений жены, позвал Тиберис. Старый вояка пал на одно колено. - То, что говорила Валерида Лоллия, - правда?

- Не осмеливаюсь спорить с госпожой, - холодно ответствовал центурион, понимая, что в первом открытом бою потерпел поражение.