Я поднялся на локтях, чтобы увидеть то, что они уже видели — кровотечение прекратилось, страшные уродливые раны, от которых я мог умереть не один раз, затянулись, зажила даже рана в боку. Меня это поразило ничуть не меньше, чем их.

Мужчина с золотыми зубами протянул руку, чтобы потрогать шрам у меня на голове — там, откуда вышел кончик меча — и еще несколько раз осмотрел мою грудь и живот, куда попадали стрелы. Вытянутым пальцем он проследил букву тчод, выжженную у меня на груди. Он мял и щупал мое тело, словно пытался убедиться в том, что оно настоящее.

Он снова заговорил с ними на своем языке, а потом обратился ко мне на языке Дельты:

— Все это очень странно. Ты должен был умереть. Я не могу объяснить этого.

— Очень даже может быть… — вот и все, что я смог ответить ему, снова повалившись от слабости на песок.

Он рассмеялся, широко открыв рот с золотыми зубами, а потом сильной рукой обняв меня за плечи, поднял и снова посадил рядом с собой.

— Нет, мальчик. Кем бы ты ни был, ты, определен но, не умер. Это невиданное чудо, но это правда. — Глаза его были широко раскрыты, и по выражению его лица и едва заметной дрожи в голосе я понял, что он испытывает передо мной благоговейный трепет, словно каким-то образом узнал часть моей истории.

Но отбросив свой страх, он отрывисто заговорил, отдав какие-то распоряжения своим спутникам. Двое из них подняли меня на ноги, и мы пошли к их лагерю, расположенному совсем неподалеку. Под пальмами дымил костер. Чуть поодаль стояли привязанные верблюды.

Все чернокожие мужчины были одеты в туники без рукавов длиной до колена, сшитые из ярко-голубой ткани и украшенные разноцветной вышивкой; круглые широкополые шляпы, серебряные или бронзовые браслеты, ожерелья, множество колец… Мне дали такую же тунику, настолько просторную, что она больше напоминала ночную рубашку, но не предложили ни шляпы, ни украшений. Я сел с ними у костра и разделил походный обед: хлеб, сыр, копченое мясо, какие-то чересчур сладкие сушеные фрукты, которых я прежде не пробовал, немного вина. От вина меня потянуло в сон, но кто-то разбудил меня, встряхнув за плечи.

— Ты должен рассказать нам о себе, — сказал старший. Он назвался Арнегазадом, что на языке его народа, как он объяснил, означало «газель».

Я не сдержался. Должно быть, с головой у меня было не все в порядке. Я засмеялся.

— Что в этом смешного? — спросил он, впрочем, не рассердившись.

— Я еще никогда не встречал никого, кому бы на столько не подходило его собственное имя.

Действительно, этот коренастый, крепко сложенный мужчина совсем не походил на газель.