— Я видел его, — сказал он.

Она сразу поняла, о ком он говорит, и перестала улыбаться.

— И что же? — спросила она холодно, готовая одним движением сломать ему хребет, если нужно.

— Красивый мальчик, — сказал он искренне. — Нисколько не изменился. Целеустремленный. Мне хочется думать, что в этом есть и моя заслуга. Четыре года я его воспитывал, и мне казалось, что он любил меня как отца. И был бы рад меня видеть сейчас.

— Ты с ним не говорил?

— Нет. Я шел за ним по городу. Наблюдал. Очень хороший мальчик, обходительный, вежливый. Вот я и говорю…

Он понимал всю безнадежность своего предложения, но не мог не предложить.

— Фалкона нет, и я снова свободен, снова властитель, далеко не последний в Артании. Клан Номингов — один из самых могущественных. Я усыновил мальчика, и он — мой полноправный наследник. Подумай. Здесь он никто, обыкновенный простолюдин. В моем княжестве он — наследный принц. Улегвичи в растерянности, Артания ждет нового повелителя. Подумай.

— Никто? — насмешливо сказала она, переполняясь материнской гордостью. — Никто? Ты так думаешь?

— Да.

Победоносно посмотрела она на него.

— Он зодчий. Он великий зодчий. Он строит храмы и виллы с эркерами.

Эркеры она приплела, не зная толком, что это такое — Брант обронил как-то, и слово запомнилось. Она не была уверена, бывают ли у вилл эркеры. Может, они только у храмов бывают. А может наоборот. Единственным архитектурным термином, не употребляемом в просторечии, с которым она была хорошо знакома, был фронтон — только потому, что купец, продавший ей когда-то особняк на Улице Плохих Мальчиков, использовал наличие мраморного фронтона, как одно из оправданий явно завышенной цены. «Посмотрите», — говорил он. «Видите, мраморный фронтон. Мраморные фронтоны бывают только у дворцов. А мрамор, между прочим, гладкоозерный». Уже купив особняк, Рита стала присматриваться к фронтонам других особняков, и легко обнаружила, что многие фронтоны были из мрамора. О гладкоозерном мраморе она спросила у Бранта. Брант засмеялся тогда и сказал, что мрамора в Ниверии много, а единственным регионом, где его нет совсем, является именно регион Гладких Озер.

— Зодчий?

— Ты видел три строящиеся виллы, на берегу, к востоку? А новый храм?

— Какой новый храм? Где?

— Здесь, в Теплой Лагуне.

— Нет, не видел.

— Там пока что только фундамент, но то что будет — грандиозно.

Он как-то странно на нее посмотрел. В первый раз за все их знакомство ему пришло в голову, что она не очень умна, вне зависимости от того, права она сейчас или нет. Он вспомнил, что происхождением она — славка. Славов он в своей жизни видел мало и только недавно стал разбираться в славских типах. Женщина, которую он любил все эти двадцать лет, принадлежала к простонародному типу, обитающему в беспросветной северо-восточной славской глухомани, вдали от больших городов и дорог, известному своим безграничным упрямством и безграничной же тупостью. Медлительные, тугодумные, они копошились возле своих болот под соснами, и никакая смена власти в Висуа, никакие культурные и политические всплески по всей стране, никакие перемены их не задевали — как были полупервобытные, так и остались. И все бы ничего, но отличались они от других славов еще и злопамятностью, недоброжелательностью, и постоянными приступами злобы. Он вспомнил поведение своего приемного сына — да, пусть не слишком ярко, но все это безусловно наличествовало в характере обыкновенно веселого мальчишки. Он вспомнил, как умиляла его мальчишкина глупость.