— Ага. Ну, я Брун. Этот вот — Иауа. Он тупой.

— Он признает ребенка своим сыном?

Брун слегка смутилась, но тут же овладела собой.

— А кто его спрашивает, — сказала она. — Конечно, признает. Еще бы он не признавал. Признаешь, орясина?

— Признаю, — покорно откликнулся Иауа.

Редо чуть не засмеялся — такую смесь вожделения, покорности, и флегматичности он видел в первый раз.

— Он муж твой?

— Скоро венчаемся, — ответила Брун. — Если, конечно, он будет хорошо себя вести. Вот здесь у вас и обвенчаемся.

Кто же настоящий отец ребенка, подумал Редо. Сколько я тут уже живу, до сих пор не видел ни одного блондина, все рыжие. Какой-нибудь заезжий. Вот я, например — и блондин, и заезжий. Но, насколько я помню, отец этого ребенка не я. Так, ладно, отставить праздное любопытство.

— Ну так как вы решили назвать ребенка? — спросил он, неся младенца к купели.

Младенец перестал плакать и с мутным интересом уставился на Редо.

— Э… — сказал Иауа.

— Заткнись, — сказала Брун. — Не вмешивайся. Я тут все думала, — обратилась она к Редо. — Как бы назвать. Чтобы, вроде, не очень навязчиво. Про Кникич разговору нет, Кникич известно что за место. Но в цивилизованных местах любят называть броско, вроде как чего-то ждут от своих детей, мол, чтоб они стали великими, когда вырастут, такие имена дают. А это право детей — выбирать, становиться им великими или нет. Так вот, нужно такое имя, чтобы ни к чему не обязывало. Кем захочет, тем и станет.

— И какое же имя вы выбрали? — спросил Редо, держа ребенка над купелью и начиная раздражаться. Он не любил, когда женщины болтают попусту. Ему этого дома хватало.

— Я толком не знаю, но вот, вроде, неплохое имя — Нико. Я знала одного… дурак удивительный, но вполне счастливый. И добрый. А это, возможно, самое главное и есть.

— Нико? — Редо поразмыслил, пожал правым плечом, и опустил младенца в купель. Вода была теплая и младенец не заплакал. — Ладно. Пусть будет Нико.

Конец романа