– Это ни к чему не приведет, – твердо ответил мне Уильям.

– Знаешь, – осторожно начал я, – мне кажется, я мог бы попытаться разузнать, что с ним случилось. Для тебя это, разумеется, было бы неловко, но я…

– Джеральд, – сказал он, – тебе тоже незачем привлекать к себе внимание. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, как-то связанный с тем, на что я натолкнулся по чистой случайности, начал искать меня. Или тебя.

Я кивнул и отвел глаза, чем напомнил себе его былую собеседницу.

– Может, оно и к лучшему, что кто-то тогда навел полицию на твою лабораторию, – сказал я. – Пока не нагрянули те, другие.

Всякий раз, наблюдая за тем, как оперирует Уильям, я замечал, что он обращает особое внимание на кости. Может быть, он надеялся, что молния все же ударит дважды в одно место, а может, полагал, что тот первый случай был вовсе не случаем, а посланием, адресованным именно ему.

– В иные дни, – не один раз говорил он мне, – всякий, на кого я ни взгляну, кажется мне кандидатом. Как будто мир полон ходячих эскизов.

Проверить кости самого Уильяма было бы легче легкого. Я ему предлагал. Постучал его по колену.

– Как насчет маленькой анестезии?

Он взглянул на меня с любопытством. Промямлил какую-то банальность насчет того, что Бог никогда не дает доказательств своего существования. На самом же деле любая определенность была бы для него так же непереносима тогда, как и много лет назад, когда он признавался в этом той девочке.

Никто из нас не обязан повиноваться инструкциям. Свое существование я считаю прямым тому доказательством. В конце концов, как часто бывает, жизнь только тогда и начинается, когда рушатся все заранее составленные планы. Крушение надежд приводит к счастью.

Как только у меня появилась возможность, я закончил все свои дела в Дареме и перебрался на юг насовсем. Там мы с Уильямом поселились в доме, который, вообще-то, был нам не по карману.

В те ранние годы мы часто исчезали куда-то поодиночке на день или на два без всяких объяснений. Так поступил я после того дня в Даунзе. Так же поступал и Уильям, и каждый раз он возвращался в задумчивости.

К секретам друг друга мы всегда относились с неизменным уважением. Я не расспрашивал его о том, куда он ездит, но и самого беглого осмотра было достаточно, чтобы обнаружить среди его вещей шотландские газеты и корешки от автобусных билетов из Глазго, хотя в разговорах он всегда был крайне осмотрителен во всем, что касалось его путешествий. Лишь один раз он вообще заговорил об этом. Через много лет, после двухдневной отлучки, Уильям, кашлянув и налив себе чаю, сказал: