Рийул был марсакцем, вот уже четырнадцать лет продававшим свое воинское умение тому, кто дороже заплатит. Командование Равнинным гарнизоном свалилось на него совершенно неожиданно из-за болезни Амрека. Это сделало его одновременно деспотичным и неуверенным в себе. Он давил город террором отчасти из уважения к ненависти Амрека, отчасти потому, что это не представляло для него никакого затруднения.

Он допрашивал желтоволосую крысу примерно час, перемежая вопросы ударами хлыстом, а за окном мелькали первые снежинки. Собираться больше, чем по двое, было запрещено. До сих пор этот запрет представлял нечто само собой разумеющееся, что соблюдают и о чем нет нужды рассуждать. Степняк истекал кровью, но ничего не говорил. В конце концов Рийул велел бросить его в подземелье дворца, из которого вышла отличная тюрьма, и оставил там гнить. Больше никаких сборищ не было — по крайней мере, дорфарианцы не заметили ни одного. Похоже, не стоило беспокоиться. Народ Равнин был пассивной и покорной расой — все это знали! — чей дух был столь же бледным, как и кожа.

В ту ночь в зале появился ланнский циркач — предприимчивый малый, завязавший знакомство с солдатом, стоящим на часах у ворот гарнизона, и колесом вкатившийся внутрь. Рийул бросил ему серебряную монетку.

Вроде бы у него были какие-то вполне законные дела с оммосцем Даканом. Но Рийула заинтересовал разговор, который тот завел о шлюхах с Равнин. Они ни разу еще не видели ни одной, ни в городе, ни за его пределами, однако хитрый ланнец клялся, что переспал с уймой тощих белокурых сучек, которые за небольшую плату или ложное обещание безопасности учили его всевозможным забавным постельным фокусам.

Рийул был заинтригован. При одной мысли об этом в паху у него пробегала сладкая дрожь. Разве не ходили слухи о храмовых шлюхах?

Именины Рийула выпадали на унылую пору оттепели. Он собирался отметить их импровизированной пирушкой в дворцовом зале, как и положено завоевателю. В отсутствие Амрека он играл в опасную и глупую игру собственного величия. Захмелев и внезапно ощутив желание побаловать себя белым мясом, он велел передать циркачу, что если тот дорожит гарнизонными сборами, то ему лучше доказать, что его россказни — не пустое хвастовство, и праздничным вечером при вести во дворец несколько желтоволосых шлюх.

Всю ночь Яннул крепко проспал в душной казарме. Чем дольше он продолжал свое сумасшедшее актерство, тем сильнее им овладевало бесшабашное безумие. Смутные мысли об ужасе и неизбежной крови он задвинул куда-то в самый угол сознания. У него не было выбора. Он знал об этом, еще когда ехал за Ральднором по этой чужой, выжженной летним солнцем земле и чувствовал, как где-то глубоко зреет хаос.