И она исчезла. Снова.

— Открой мне твою подлинную личность, — потребовала Грета, входя в больничную палату через портал, который она открыла в моем сознании. Ее очертания были пронизаны силой, под кожей как будто вспыхивали искры. Я только взглянула на нее, и, как кости, покатились слова. Богиня, сука, шлюха, мать, дочь, сестра, подруга…

Я могла быть любой из них, но я выбирала себе название, как покупатель выбирает фрукты на лотке продавца. Враг, подумала я, надкусывая. Вкусив. Охотница, подумала я, добавляя к предыдущему. Когда-то добыча, теперь хищник. Я отложила это, слово, сохранила на будущее.

— Скажи мне, кто ты!

— Разве ты не видишь сама? — Я повернула голову, чтобы посмотреть на Грету, которая по-прежнему неуверенно стояла у входа в мою палату, и: улыбнулась. По тому, как она ахнула, я. поняла, что не могла, не должна была задавать вопросы, но неожиданно; у меня оказались все ответы. Услышав шаги в коридоре, я наклонилась, глядя мимо Греты. «Видишь, как моя аура предшествует мне? Видишь, какая колючая текстура у моей души? Сосуд полон ярости, не правда ли? Моя душа купается в алом».

Теперь, в полной панике, Грета прижалась спиной к стене. Голос ее дрожал. Руки метались, делая что-то за ее спиной. «Назови мне твое имя».

Ответ отяжелил мне рот, от него онемел кончик языка. Я почувствовала его тяжесть, и глаза мои открылись одновременно со ртом. «Я Стрелец!»

И как стрела, выпущенная из лука, который слишком долго держали натянутым, женщина, которой я должна была быть, как яркая комета, пролетела последние десять лет и погрузилась в меня со всеми знаниями, с которыми я родилась — и с которыми была погребена. Знаниями о Стрельце, о Зодиаке… о моем месте в нем.

Рядом с моими глазами прорезалась вторая пара глаз, эти глаза удивленно замигали, и рот мой расцвел в улыбке. Вторая пара ушей, с перепонками, уходящими в глубину души, раскрылась, когда с нее наконец сняли давление. Новые вкусовые пупырышки образовались на языке, и каждая пора кожи ожила, давая мне возможность ощущать любые частицы в воздухе, — чего я раньше делать не могла. Ко мне вернулось шестое чувство. На это потребовалось десять лет, но наконец я полностью исцелилась.

И встала.

Грохот, звон разбитого стекла, Грета пятилась к дальней степе своей комнаты, у ее ног лежали осколки. Переход от воображаемой больничной палаты к комнате Греты был внезапным, но я вес еще была собой из сна, подлинной, настоящей, хищником, окруженным алой аурой. Глядя ей в глаза, я улыбнулась. Она была испугана, и мне было ее жаль, но мне нужно было зеркало. Я хотела увидеть себя сама.