Эврих ударил коня сапогами: спасти, выхватить из этого ужаса хотя бы одну жизнь! Заорала дурным голосом Кари, кто-то за его спиной придушенно взвизгнул, но он уже свесился с седла, ухватил завернутого в одеяло младенца, рванул из цепенеющих рук — матери, бабки? — притиснул к себе и, заметив краем глаза несущихся сверху верховых, изо всех сил дернул левой рукой поводья. Конь под ним вздыбился, разворачиваясь на задних ногах, и сумел-таки вовремя отвернуть с дороги Фукукановых нукеров, застывшие, меловые лица которых напоминали посмертные маски.

— Где ты, Эврих? — Сидевшая на коне охлюпкой Кари вынырнула из черного облака дыма и уставилась на жалобно пищавший сверток овчин, который аррант. бережно прижимал к груди. — Кого ты там подобрал? Что нам теперь делать?

Глаза у девушки были распахнуты так широко, что казались состоящими из одних белков, лицо было перепачкано сажей, за спиной полыхали сцепившиеся осями повозки.

— Н-не знаю… — Эврих почувствовал, что левая часть его лица дергается, как лапа агонизирующего зверя, и прижал ладонь к щеке. — Повозка Фукукана была впереди. Поскачем туда.

Это было безумием, ибо как раз сверху-то «стражи Врат» и сталкивали на обреченный обоз подожженные повозки, но разобрался в происходящем аррант значительно позже. После того уже, как они миновали мечущиеся в дыму фигуры беглецов; перевернутую повозку, придавившую седовласого старца; лошадь с разорванным брюхом, из которого вывалились на пыльную землю дымящиеся внутренности, и жалобно скулившего пса с перебитым позвоночником.

Петляя между замерших повозок, они несколько раз сталкивались с верховыми хамбасами — мужчинами и женщинами, искавшими спасения в бегстве и скакавшими вниз по склону, как будто не понимая, что там их тоже поджидают воины Хурманчака. Горящие повозки, из которых предусмотрительно были выпряжены кони, грохотали мимо них одна за другой, грозя раздавить, размазать их по каменистой земле. Где-то сзади еще гремели рукотворные громы, воздух оглашали вопли умирающих и удалые крики: «Кодай! Кодай Хурманчи!», от которых щека у Эвриха начинала дергаться в ускоренном темпе, а потом он перестал что-либо слышать, потому что увидел Атэнаань.

Он узнал ее сразу, несмотря на то что видел вблизи всего один раз. Тогда у девушки были розовые щеки, алые губы и одета она была в белоснежный халат. Теперь же лицо ее было белее снега, а халат украшали алые цветы. То есть это в первое мгновение аррант принял кровавые кляксы за цветы, а обрубок правой руки, который прижимала она к груди левой, здоровой рукой — за букет пионов.