Надев сандалии, девушка проверила, на месте ли ножны с кинжалом, лезвие которого Тартунг, несмотря на протесты Эвриха, смазал хирлой. Удобно ли привязан под плащом футляр с кванге и колчан с отравленными стрелами, не превышавшими длину ладони. Она искренне надеялась, что ей не придется пускать это страшное оружие в ход, но была уверена: буде в том возникнет нужда — рука у неё не дрогнет. Сложности, впрочем, по заверениям арранта, могли возникнуть, только когда они будут покидать «Птичник», однако он рассчитывал, что столь могущественный маг, как Тразий Пэт, сумеет преодолеть их, не прибегая к оружию.

— Ну, да поможет нам Всеблагой Отец Созидатель и все здешние Боги! Пошли! — скомандовал Эврих, устремляясь к дверям «Птичника».

— Дрожишь? — подмигнул Тартунг Афарге. — Дрожи сильнее! Тебе, как пленнице императора, это не возбраняется. Не то что мне, бедолаге, доблестному сподвижнику Амаши.

— Усы бы тебе подрисовать, больно уж молод! — буркнула шагавшая между Эврихом и Тартунгом девушка, чувствуя, что, если бы её и впрямь вели в узилище, она вряд ли трусила бы сильнее. То есть наверняка она боялась бы меньше, потому что сейчас опасность грозила не только ей, но и этому гнусно покрашенному арранту. Собственно говоря, о себе-то она и не думала: после года, проведенного в плену у ранталуков, её трудно было чем-либо запугать.

«Так, значит, все это время я, сама того не сознавая, тряслась из-за Эвриха?» — Мысль эта показалась Афарге столь дикой, что она замедлила шаг. Ну и дура же она, если так переживает из-за чужеземца, который даже смотреть на неё не желает! Из-за смазливого красавчика, предпочевшего ей какую-то разбойницу! Из-за бледномордого, шрамолицего ублюдка, мнящего себя самым умным, самым догадливым, самым удачливым, самым…

— Ну и пусть! — чуть слышно промолвила она, смахивая с лица не то дождевые капли, не то слезы. — Пусть дура, но если моего арранта кто-нибудь тут хоть пальцем тронет…

Зародившийся в её груди после спасения от Зепека огненный шар, росший с каждым днем, с каждым часом, с каждым мгновением, вновь запульсировал, зашевелился, заворочался, мешая двигаться, дышать, думать. Он вздувался и опадал, застилая глаза багровой пеленой, из-за которой она едва различала двустворчатую дверь и стучащего в неё Эвриха.

— Кто такой? Чего надобно?!

Лицо распахнувшего дверь мужчины представлялось Афарге темно-багровым пятном, а огонь светильника за его спиной показался нестерпимо ярким.

— По распоряжению Амаши я должен передать пленницу Хагелону.

Голос Эвриха, предъявившего, надобно думать, стражнику чингак, донесся до девушки откуда-то издалека и был странно глухим, лишенным чувств, но зато перед глазами у неё начало проясняться. Красный туман поредел, сквозь клочья его она окинула взглядом караульное помещение, трех стражников, развешивавших перед огненной пастью очага промокшие одежды, невзрачного человечка, склонившегося над низеньким столиком, на котором среди мисок с объедками стоял высокий кувшин и несколько глиняных чашек.