Не знаю. Правильный и честный ответ – не знаю.

Мне было хорошо с ней. Без неё – стало плохо. Не пусто, не тоскливо – просто неполно, словно сгинула половина моего собственного «я».

Значит, ты её любил?

Почему это «любил»? Любишь и сейчас!

Кого?! Эту неупокоенную?! Мерно шагающий труп, оживлённый неведомым, но, несомненно, злым чародейством? Или всё-таки память о ней, настоящей Рыси?

– Папа, – Аэсоннэ, вытянувшаяся в струнку, лицо – белое-белое, ни кровинки. – Ей нельзя дать уйти!

Он знал это. Знал, что каждый бродячий мертвяк, неважно, насколько хорошим человеком – или полуэльфом – он был при жизни, сейчас просто злобное и голодное чудовище.

Ей. Нельзя. Дать. Уйти.

Упокоить, загнать обратно, а сверху придавить каменной плитой потяжелее; за этим у Сфайрата дело не станет.

Но это же Рысь!

Нет. Ты давно потерял её. В безумном хороводе эгестского боя.

Рысь-неупокоенная тем временем безмолвно шагала к выходу из подземного зала; драконы расступились перед ней, нехотя попятился и Север, не выпуская фальчиона.

Аэсоннэ потянула Фесса за плащ.

– Пусть уходит, – резко бросил некромант. – Она никому не причинит вреда. Это не простой мертвяк.

Его слова встретили недоверчивым молчанием.

– Сколько горы ни топцу, – первым возразил Север, – а ни разу не видывал, цтобы мертвяк никому бы вреда не прицинил!

– Это не простой мертвяк, сколько можно повторять! – сорвался Фесс. Аэсоннэ отстранилась, губы её задрожали, словно она вот-вот расплачется.

– Позвольте мне, досточтимые, – Этлау, кряхтя, поднялся. – Я, конечно, не некромант, но кое-что…

– Ещё шаг, Этлау, и я… – Горячая ярость плеснулась из жил, затуманивая взгляд.

– Нет! – выкрикнула Эйтери, бросаясь между ними. – Совсем ума лишились, драку сейчас устроить! Пусть она уходит, господа драконы. Если Спаситель и впрямь в Эвиале, тут такое начнётся… один лишний мертвец, по земле бродящий, ничего не изменит. Их мириады поднимутся!