– Выйди на улицу, – однажды сказала она ему, забирая поднос с почти нетронутой едой из его комнаты. – Ты похож на старого паука, который сам запутался в своей паутине.

Он отложил кожу шууя с начертанными символами, которую тщательно изучал и улыбнулся своей страшной улыбкой.

– Я из тех пауков, что живут в норах, дорогая.

– Ты и выглядишь соответственно.

Крэйн отложил свиток, потянулся, хрустнув длинными заострившимися пальцами, серыми и больше похожими на когти. Выражение на его лице прочитать было невозможно, но Лайвен показалось, что он немного задет.

Иногда ей казалось, что это невозможно – если в нем и оставалось что-то человеческое, слишком глубоко оно ушло, слишком плотным кольцом окружили его застарелые шрамы. Да и было ли оно когда-нибудь?..

Иногда она хотела это знать.

– Хочешь, чтоб я вышел на улицу? Под руку с тобой?

– Обойдусь и без этой чести. Тошно смотреть, как ты гниешь в этой комнате…

– Мое право. За этими стенами нет ничего такого, ради чего я стал бы вылазить наружу.

– Боишься света?

– Устал от него. – Крэйн равнодушно пожал плечами. – Свет, темнота… В сущности, они ужасно утомляют. Полумрак куда приятнее. Он одинаковый. Нет нестерпимого света, нет глубокой тьмы, все выглядит привычно…

– Все выглядит одинаково.

– Я, кажется, так и сказал. Ты когда-нибудь замечала, как меняется все со временем? Эно и Урт, Урт и Эно… красное становится синим, потом наоборот, и так бесконечно. Привычные картины в непривычном свете меняются, искажаются, становятся непохожими сами на себя. Даже люди, люди меняются на свету. Лица, глаза… Странно, что я всегда замечал это.

– Ты и философствуешь, как старый паук. – Она села напротив него, аккуратно, чтоб не прикоснуться к нему. Даже демонстративно аккуратно, пожалуй. – Скажи честно – ты просто устал от всего. От жизни, от меня, от себя… От своих шеерезов, этого города, Эно и Урта. Ты потому и сидишь здесь, зарывшись в нору, что это позволяет тебе не думать о том, что творится снаружи.

– Я не могу не думать об этом. – Он погладил развернутый свиток на столе. – Жизни очень многих людей зависят от того, что я скажу. Плавать в иллюзиях для меня непозволительная роскошь.

– Ты давно уже отрезал себя от мира, Крэйн. Даже до того, как запер себя тут.

– Ушедшие, кажется, это продолжение нашего извечного разговора… Чего ты хочешь?

– Чтоб ты бросил все это.

Он опять улыбнулся. Наверняка не случайно, зная, как это выводит Лайвен из себя.