Сивый хотел спросить об отце, но в горле что-то пережало. Ни слова не выдавил.

– Нет, не скажу! – усмехнулся хозяин. – Много будешь знать, скоро состаришься.

И рассмеялся. Безрода затрясло, еще немного – и кости ссыпались бы в сапоги. Воздух кругом замутило, закачало, точно знойным маревом подернуло.

Истинно злодей. Крови не напился, так покой себе забрал. И где же искать его, отца незнаемого?

– А мать знал?

– Знал. – Воитель, криво улыбаясь, кивнул. – Диво как была хороша. Сам зарился, да отец твой дорожку перешел. А ведь ты мог быть и моим сыном!

– Какая дура от тебя добровольно понесет?

– Ты кулаки разожми, вон косточки побелели. Зло держишь? Пустое! На меня зло держать – все равно, что в море воду лить.

Безрод мрачно, исподлобья буравил собеседника глазами. Усмехнулся.

– Так-то лучше. А то набычился, ровно двухлеток…

Сивый без размаха воткнул кулак хозяину в скулу, прямо под холодным глазом. Кого другого с места снесло бы, а этот лишь покачнулся и замотал головой. Рассмеялся. Смеясь, и ответил. Безрод расплескался о камень, точно морская волна, что бьется о скалу. Шатаясь, поднялся, улыбнулся разбитыми губами. Не абы с кем схватился! Воитель грохотал, надрывая живот со смеху. Безрод, качаясь на ходу, подшагнул на верный удар, – и выколотил пыль из рубахи противника, прямо с груди. Хозяина скалы отбросило назад, глаза налились непроглядной теменью, смех стал похож на утробное рычание. Сивый прошептал:

– Кто отец?

– Не скажу! – грохотал смешливый. И едва не захлебнулся смехом, – кулак Сивого пришелся в горло.

Безрода потрясали страшные удары, но и смех перешел в хрип. И вот один осел на камень, второй, шатаясь и хрипя, привалился к скале. Хозяин махнул рукой и сипло рассмеялся. Давно так холку не чесали, кровь не гоняли. Едва на ногах остался. Еще два-три удара, – лег бы рядком. Изболится тело поутру, синяками изойдет, станет не повернуться.

Безрод пополз прочь. Все тело ныло и кричало. Сивый поднимался на ноги, делал несколько шагов и опять падал. Скатился со скалы, чудом не разбился. Долго не мог встать на тряские ноги. Дурак дураком, кого бить взялся!? Одно радует, тридцать с хвостиком лет назад отец утер нос хохотуну. Жаль, смеяться нельзя – губы разбиты. Распухли, как мочала.

Стражу не ставили. Вся скала с ноготок, кого опасаться? Безрод ввалился в пещеру, рухнул у костра и застонал в себя. Как ни повернись, все бока отбиты, и так плохо, а так еще хуже. Только ступни целы, хоть поднимайся на ноги и спи стоя. Сам не заметил, как уснул. Даже не уснул, а провалился в забытье.