Мы стояли друг против друга, роняли в море кровь – и просили у богов каждый своего. Я не знала, что хочет увидеть моими глазами Сивый, но то, что хотелось увидеть мне, донес в эту ночь богам беззвучный шепот. Смотрела в глаза, которыми скоро увижу мир, и себя в этом мире, и не видела ничего, кроме холодного лунного блеска. А Сивый даже не сглотнул и на месте не переступил. Просто стоял, ровно изваяние. Лишнего мгновения не задержал руки на моей груди, а мне ли не знать, чего она стоит?

Я закончила шептать, а Безрод слегка пригнул голову, будто молча спрашивал, все или нет? Кивнула. Все. И только теперь его рука потянулась к моей груди, а я замерла, сжав пальцы в кулаки. Буду бить. Но Сивый просто остановил кровь тряпицей, которая взялась будто из ниоткуда. Перехватила тряпицу, кивком поблагодарила и пошла следом к берегу. И все равно не забывала рыскать взглядом по телу Безрода. Что же он прятал от меня? Но в скупом лунном свете, весь перемотанный тканью, Сивый шел впереди меня как черная тень с белесым на ней пятном. Ничего не видать.

– Глаза сломаешь, – усмехнулся он.

Затылком видит, что ли? О боги, как же так выходит, что лица Безрода не вижу, а все равно знаю, что он ухмыляется? Сколько времени жена с мужем живет, чтобы вот так с лету, с полувзгляда, со вздоха знать, чем он дышит, как смеется, как смотрит?

– Не сломаю. Под ноги гляди. Не споткнись.

А я колючка! Ни слова без ответа не оставлю. Мы разошлись каждый к себе, я – к дальнему костру, к Гарьке, он – к раненым воям. Глубоко в ночи уляжемся спать и станем видеть сны, если богам пришлись по нраву наши доводы.

Я долго не могла уснуть, все ворочалась, кряхтела, пыхтела. А потом – ровно выкрали меня из этого мира: была девка, – и не стало. Очнулась только к утру.

Все было в этом сне. Моя несчастливая жизнь, дальняя дорога с отчего берега в рабском ошейнике, позорная свадьба, но все это было видено моими глазами, просто вспоминала. А потом как будто земля и небо поменялись местами, и от изумления я перестала дышать. Просто дух перехватило. Все разом стало не моим – думы, душа, даже сердце по-другому забилось. И я увидела себя. Стояла на носу и готовилась к недавней рубке. Улыбалась. Ни на кого не глядела. А Сивый, чьей душой я теперь чувствовала мир, аж зубами заскрипел, когда на меня полез первый полуночник. Безрод молниеносно выхватил меч и осторожно, точно котяра, подкрался ко мне за спину. Шептал про себя: «Быстрее, дурища, кистью доворачивай, бей, что есть сил!» На самого тоже поперли, ровно приливная волна, да только разбилась та волна о постылого мужа, ровно о прибрежную скалу. Сивый бездушными трупами разбросал находников по сторонам. И странное дело – даже после нескольких схваток глаза все так же холодно глядели мне в спину, но внутри… Утром Гарька сказала, будто я рвала с себя рубаху и кричала, что жарко, нутро горит.