– …и сказал, будто я похож на льдистого великана. Дурень Сёнге рассмеялся и расписал меня, точно Исотуна: шрамы вместо трещин.

Какое-то время ворожец не мог вдохнуть – в груди сперло, – только разевал рот, будто рыба на суше. Безрод, усмехаясь, протянул укупорку с крепкой брагой.

– И через годы ты вернул долг, – наконец прошептал Стюжень, обретя дар речи. – Гойг ровно в зерцало заглянул…

Сивый, пожав плечами, задрал голову. Небо синее, облака белые, древесные кроны зеленые. Ворожец руками крепко стиснул посох-оберег и не отводил глаз от костра. Внутри будто жила оборвалась и образовалась жуткая пустота. Ровно вынули середину из человека, и осталась дырища в пузе – пугает, зияет.

– Зерцало. Дружина. Трое, – напомнил Безрод.

– Да-да, – отрешенно пробормотал ворожец. – Дружина. Есть возможность противопоставить семерым потусторонникам ровню. Есть!

– Как?

– Найти непогребенных бойцов и вытащить их с Той Стороны мне не под силу. Никому такое не под силу в Сторожите. Но придать живым дух погибших можно.

Безрод нахмурился. Они же погибли!

– Да не хмурься, бестолочь! Соображай! Вот идешь ты в кузню и говоришь: «Сработай мне, чудо-мастер, необыкновенный меч, сто голов с плеч». Что заставит делать кузнец?

– Кровь лить на клинок. – Сивый кивнул. – Понял.

– И в том клинке навсегда останется твоя душа, хоть бы даже тело сгорело в тризном огне или истлело в безвестности. Я смогу запустить дух бойца в тело человека… я смогу, а ты нет. Понял, обормот?

Старик, будто мальчишка-озорник, показал Безроду язык. Сивый усмехнулся.

– Научи, и я смогу.

– Вот еще! Сам скажешь, кого хочешь видеть в дружине, или старику доверишься?

– Говори.

– Первым сосватаю тебе своего Залевца. – Верховный посерьезнел, вздохнул. – Мой дурень сгинул двадцать лет назад – бились далеко отсюда, на полудне. Неравный был бой, наши отступали, да враги на хвосте повисли. Увел погоню, и никто не вернулся, ни Залевец, ни шестнадцать догонщиков. Только меч после него и нашли.

Безрод, словно это было вчера, припомнил огромного бесплотного парня, что витал под сводом бани и помог выздороветь, когда верховный не позволил измученной душе отлететь прочь. Могуч Стюженев отпрыск, стоящий боец.

– Отвада обидится, если Расшибца не вспомнишь.

Сивый молча кивнул, помолчал и в свою очередь спросил: