– Ветер попутный! Хорошо! – Сивый крикнул оттниру на ухо. – Не проскочим!
– Крепчает, парус порвет! Обратно не вернемся, весел нет!
Безрод кивнул:
– Убирай парус! На скалу налетим, хуже будет!
Улльгу мотало, как перо под дыханием. Дохнет ветрище посильнее, только пена под килем взбивается, ладья прыгает на две длины, и волк на носу зубастой пастью вгрызается в соленую толщу. А ударит волна вбок – развернет граппр; а ударит вторая – снова носом на полдень, не успеешь до десяти сосчитать.
– Так не бывает. – Левую сторону лица Гюста подергивало мелкой дрожью, оттнир криво улыбался, оглядывая маленькую дружину.
– Не слышу! Что? – крикнул Стюжень. Ворожец огромными ладонями обхватил кормило и почти висел на нем, рядом с сыном. Не дал Безроду корячиться, тому не сегодня-завтра меч держать, и не было у него битвы страшнее.
– Говорю, странная гроза! Бывает, крутит граппры, но чтобы так…
Ветер сделался так силен, что надувал глаза до слез, к тому же полило как из ведра. Косо и очень колко, руки стыли посреди лета, хоть рукавицы надевай.
Друг за другом сверкнуло несколько молний, людям на Улльге показалось, будто рядом. Громовые раскаты слились в один да так перетряхнули нутро, что желудок почти у всех подскочил к горлу, только трое рюгов не чувствовали неудобств.
– Впереди земля! – крикнул Гюст. Там, на самом дальнокрае, в скудном отблеске молнии, легла полоса земли. – Боги, боги, что же вы делаете?! Ясным днем все сущее стало черно-белым!
– Пришли, – кивнул Безрод. – На месте.
Здесь все и закончится. Будто самой судьбой эта земля вымарана черным, и никак иначе в памяти не сохранится – мрачная, стылая, дождливая, в отблеске белесых молний, в болтанке громовых раскатов. Граппр швыряло с гребня на гребень, сменился ветер – уволокло вправо, сменился еще раз – уволокло влево, сменился еще раз… и уже никто не мог сказать, куда несет Улльгу. Мир выбелило зарницами молний, вычернило небесной хмарью, и больше ни единого цветного пятна вокруг не осталось. Косая пелена смыла все вокруг, далее нескольких шагов простереть взгляд не удавалось.
– Как далеко скалы? – Гюст сорвал голос, хрипел из последних сил.
Сивый, усмехаясь, пожал плечами. Мимо не пройдут, хорошо бы только Улльга уцелел. Памятный граппр, добрый волчара!
Когда угловатые скалы внезапно разорвали дождевую завесу и взметнулись из толщи вод высоченные и острые, Гюст, Залевец и Стюжень взревели, словно порвались у всех троих последние жилки. Рванули кормило вправо, граппр, соскочив с волны, скользнул в узкую расщелину, и грозовое сумасшествие будто отрезало. Каменный свод защитил от дождя, отогнал злой ветер, светоч бы только запалить. Улльга осторожно крался вперед, влекомый круговертью прибрежных вод, позади волны остервенело стучались в расщелину, узкими солеными клиньями врывались в спасительное убежище, но достать беглецов не могли. И тихо стало. Вполовину против прежнего.