– Голову тебе надуло, пень седобородый! Где ты видишь трюм в моей ласточке? Как лошадей повезем?

– А на палубе! Привяжем к мачте, зашорим глаза…

– Ишь ты, шустрила! К мачте привяжем! А вдруг забьются, вдруг растревожатся?

– Поди ближе. – Старик поманил рыбака. – Да подойди ты, не съем! Видишь, бабка стоит с чашкой, видишь?

– Ну…

– Подковы гну! Не просто бабка, а ворожея, каких поискать. Вмиг лошадям спокойствие нашепчет!

– Не бреши!

– Да кто брешет, кто брешет?! – Тычок выгнул тощую грудь колесом. – Болтай, да меру знай!

Ладейщик подозрительно скосил глаза на старуху. Бабка как бабка, таких кругом десять на десяток.

– К деньгам в придачу одну хворь прогоним, – не сдавался балагур. – Но только одну. Есть болячки?

– Живой ведь, как не быть. – Рыбак почесал затылок. – Пятка болит, наступить не могу, в пояснице стреляет, мослы опухают в непогоду…

– Стой, стой! – Тычок замахал руками. – Сказано же: одну болячку! Ты уж разберись! Деньги, наговор лошадям и одна болячка. По рукам?

Ладейщик подумал-подумал, да и ударили по рукам.

– Видишь, орясина стоит, глазками на тебя сверкает? – Тычок, сияя, будто начищенный горшок, подошел к Ясне, стоявшей неподалеку.

– Ну вижу.

– Косит на тебя и ехидно так спрашивает, мол, твоя бабка случаем не ворожея? Больно похожа. Я говорю, ворожея и вовсе не случайно. Ну он цену и заломи! Дескать, помимо денег пусть лошадям наговор пошепчет, чтобы спокойно простояли, и одну болячку мне уберет. Я ему: ты хоть понимаешь, с кем связался?! То не просто бабка-знахарка – ворожея, каких днем с огнем искать! А этот ни в какую! Уперся, и все тут.

– Лошадиная ты душа. Может, без них? Устала я по седлам скакать. Не девочка все же.

– Понимай, что несешь, старая! Гарькиного Уголька взять да продать? Ни за что!

Ясна поджала губы, вздернула голову, метнула на Тычка острый взгляд и прямая, ровно жердь, пошла к рыбаку.