– И что нам помешает?

– Дурацкая задумка, – буркнул Сивый. – Не нравится мне.

– Слово дадено, – еще шаг. Играл в ладони калеными орешками, забросил пару ядер в рот, захрустел.

– А с каких пор добыча вольна в поступках? – Безрод кивнул за спину. – Не маленький, сам понимаешь.

Здоровяк улыбнулся, сверкнув крепкими зубами, и бросил в рот еще один орех.

– Верна, не вижу девятерых – по дороге растеряла?

– Порубили, – еле слышно сипнула.

– Не слышу.

– Порубили! – крикнула что было сил. – Так и растеряла.

– Ишь ты! – делано удивился жених. – И кто ж сподобился?

– Кто сподобился, того и добыча, – бросил Сивый.

– Значит, не отдашь?

Верна косила на жениха во все глаза. Рубаха и штаны черные, кожаные, отменной выделки, только не блестит на них солнце, как должно – походнику без потертостей никак, – и будто в черную воду глядишь, голову мутит-кружит.

– Не отдам, – тряхнул Безрод головой.

Усмехнулись оба, и Верна похолодела – кто у кого учился? Жутко, холодно и многообещающе. А глаза жениха прохладны до озноба на коже, будто содрали с лица Безрода рубцы, и вот он, стоит напротив, колко глядит, зубы скалит. Жених бросил ядрышко в рот, захрустел. А тут бабка Ясна вдруг охнула и прикрыла рот руками. Даже назад сдала. Что такое? Верна покосилась на ворожею, Черный Всадник перестал жевать и пристально вгляделся в старуху.

– Много лет прошло, думала, не увижу больше, и на тебе, дура старая! – прошептала Ясна, опуская руки. Стала бела, как усопший, шагнула вперед, вздернула голову на сухой шее. – Помнишь меня, ухарь?

Верна рот разинула от удивления. Ну дела!

– Помню, – улыбнулся Черный. Только невесело стало от его улыбки. – Не пошла за меня, пустой осталась. Дура.

– Может, и дура, – устало кивнула старуха. – Но лучше так, чем с тобой. Не приносишь счастья.

– Дитя извергла, – усмехнулся Черный Всадник, хрустя орехом. – И всю жизнь себя поедом ешь. Голову сломала, чей ребенок…