– И долго мне так сидеть? – прошипел.

Чего уж проще сказать: «Все, убирай». Так нет же… подсела ближе и осторожно, мизинцем опустила уголки губ. Не удержалась, провела по усам и бороде, а когда Безрод неожиданно резко дернул головой и щелкнул зубами, дескать, укушу, от неожиданности едва со ступеньки не сверзилась.

– Совсем оша…

Прикрыл Верне рот ладонью – тише, людей разбудишь!

Хлопнула глазами, ага, поняла. Не сводя с Безрода глаз, облизала руку, накрывшую уста, вытянув губы, поцеловала. Сивый ни слова не сказал, но и руку не убрал, просто смотрел, и немного жутковато делалось. Увидела бы эти глаза, да еще в лунном свете первый раз – давно сбежала.

– Айда спать, – шепнул. – Немая перевернулась, больше не храпит.

Ушли на рассвете. Безрод и Сёнге попрощались просто и незатейливо, едва ли не равнодушно. Верна глядела за мужчинами во все глаза и ничего не понимала. Шрамы по лицу, как отражение, одинаковые, обоих единит нечто жуткое, а смотрят друг на друга в четверть глаза.

Сивый постепенно приходил в себя. Больше времени проводил в седле, меньше отдыхал. Оставался так же худ, хотя… не так же. Вроде неоткуда в седле натрясти жирок, а все же скулы малость округлились, и цвет на лицо вернулся. Шли глухоманью, когда верхом, когда пешком, ведя коней в поводу. Не жаждал Безрод встречаться с людьми. Каждый день таскал из ножен меч, осторожно кромсал воздух. Медленно, морщась и кривясь, но упорно. А через четыре седмицы Безрод вдруг свернул из глухомани на дорогу, буркнув:

– Деревня впереди, отдохнем.

– Ага! Баня ой как не помешает.

Кивнул. Щеки впалы, зато шея стала широка, как прежде, рубаха на плечах огладилась, больше не висит, как на чучеле.

– Будет тебе баня.

По дороге мылись в ручьях и озерах по очереди, и отчего-то получалось так, что Сивый лез в воду в сумерках или того хуже – в темноте. Время не тянул, ничего такого не делал, а только неизменно выходило ему мыться в темноте. Вечерами у костра Верна во все глаза приглядывала за Безродом, не пряталась – теперь можно, муж как-никак. Ясное дело, подгадывает к темноте, но как? Время не тянет, все идет как идет, но выходит неизменно по его.

– Глаза проглядишь, – усмехнулся накануне.

– Мои глаза, хочу и смотрю.

– Не к ночи смотрины затеяла. Страх приснится.

– Ты про рубцы? Брехня, не слушай, – отмахнулась и глаз не отвела. Подтянула колени к груди, обхватила руками. Говорить или нет? Странное творится с глазами. Глядишь на Сивого, и временами рубцы будто сходят с лица, расползаются, точно змеи. Становится оно чистым и нравится просто до невозможности. Смигнешь – опять наползают.