Двинулись, сцепив зубы. Слух царапнул противный скрежет. Буслай увидел искры от железных колец. Гридень приготовился ухватить соратника за ногу, если ползут прямо к обрыву, но Лют высунул голову, сказал облегченно:
– Другая пещера, и дно видно.
Со скрежетом вылез из узкой норы и скатился по пологому скату. Кольчуга захрустела на мелких камнях, в ребра больно ткнуло. Еле успел отодвинуться от катящегося Буслая, и темноту новой пещеры разбавило его сиплое дыхание.
– Тут холоднее, – сообщил Буслай.
Лют кивнул, запамятовав, что он не увидит, скупо улыбнулся. Буслай нашарил взглядом смутные очертания соратника: факел слабо рассеивал тьму, будто она жадно пожирала языки пламени.
– Куда теперь? – спросил он. Темнота внезапно дрогнула, искаженный голос раздался далеко отсюда, шмыгнул в противоположную сторону, растворился в зловещей тишине. Буслай сглотнул, сказал тихо: – Так куда, Лют? Стрый не сказал ничего: где лежит чудо-оружие, как добраться? Мы ничего не знаем.
«Вообще-то знаем», – подумал Лют угрюмо. Перед глазами, на миг заслонив прекрасный лик, возникла разорванная туша врыколака. Знаем, что охраняет сокровищницу очень могучий страж.
– Пойдем, осмотримся для начала, – сказал Лют шепотом. Отчего-то так и тянет понизить голос, не от испуга, а так… просто.
Под сапогами захрустели камушки, гридни пошли плечом к плечу. Пол пещеры оказался на диво ровным. Лют опустил факел, при слабом свете они с удивлением поглазели на странную плиту.
Уши ныли от давления, словно ощущали немыслимую тяжесть гигантской массы камня над головой. На грани слуха улавливался мерный, тяжелый гул. Люту показалось, что наверху гуляет ветер в дырявых стенах. Сквозило холодом, таким же стылым, как у него в груди.
– И долго бродить будем? – шепнул Буслай раздраженно. – Ничего не видать.
Лют остановился, пригнул руку с факелом к полу и до рези в глазах всмотрелся в темноту. Глаза царапнуло, он насторожился. Буслай удивленно вскрикнул, когда соратник затоптал промасленные тряпки.
– Что творишь?
Лют промолчал. На полу расцвела красная россыпь, запахло паленым. Он всмотрелся в темноту, ставшую мягкой, нежной.
– Чего стоим? – пробубнил Буслай.
Лют сдержал раздражение – такого могила исправит, – промолчал. Зрение, замутненное жалким светом, постепенно привыкло к темноте пещеры. Буслай ахнул, когда на черном полотне, как разрез, появилась зеленая полоска.
Вскоре полос стало больше, вернее глаза, привыкшие ко тьме, стали больше различать. То тут, то там глаза выхватывали из мрака полосы зеленого света, на вид холодного, пустого.