Вышатич оскорбился:

– Как можно?! Завсегда поможем, но прими совет, князь, – не дело сейчас скакать на степняков.

Будто плотину прорвало – князья закивали, затараторили часто, сплевывая дождевые капли:

– Верно! Чересчур опасно.

– Кони ноги сломят, не видно ни черта!

– Да и они наверняка держат войско наготове, рассчитывают на такой безрассудный шаг.

От пронзительного вопля бывалые воины вздрогнули. На шее князя вздулись уродливые жилы, лицо – белее муки.

– Да поймите, только она нужна ему, больше ничего. Он еще десять лет назад поклялся добыть ее, копил силы, стал тамошним правителем. Не нужны ему земли, это предлог для войска. Только моя жена интересует. Ее получил и может попросту уйти, и я никогда больше не увижу любимую!

Во дворе застыли статуи: в распахнутые рты с намокших волос текли струйки, капли били в застывшие глаза. Стрый отступил на шаг, выпустил повод княжьего коня. Волхв ответил на беспомощный взгляд пожатием плеч, но в голове кипело варево мыслей, посох в ладони поскрипывал.

Берислав опомнился первым, переспросил со стальной ноткой в голосе:

– Скажи, князь Яромир, знал ли ты это до начала войны?

Яромир дернул раздраженно головой, в глазах появилось откровенное неприятие тупости союзников.

– Знал, знал! Довольны? Теперь вперед, разгромим захватчиков, спасем Умилу!

Вольга охнул и мысленно проклял женщин: холодный и трезвый ум князя впервые отказал, и Яромир ляпнул совсем не те слова. Стрый почуял напряжение, загородил князя, даже рассерженные князья отводили взгляд от гневных глаз могучана.

Годун сказал несмело:

– Значит, обманом сюда пригласил, мол, пусть пируют, а как беда, так не откажут.

Князь Силослав подхватил бешеным тоном:

– А Путяту с Твердятой – на закланье! Ну и сволочь же ты, Яромир! А я у тебя еще хлеб ел.

– Чужой кровью решил юбку выкупить! – крикнул Вышатич.

Стрый зыркнул хмуро, но смолчал. Вольга подошел ближе – ночной двор осветило горящее навершие посоха. Яромир непонимающе оглядел князей. Глаза его расширились, лицо заливала смертельная бледность.