— Если хочешь, спи, — предложил я.

Некоторое время я обнимал ее с теплотой, какой, я полагаю, мы оба давно уже не испытывали. По-своему, это было даже лучше постельных утех.

Свеча давно прогорела, оставив нас в благословенной темноте, когда Стиддик заколотил в дверь.

— Ты, там! — крикнул он. — Твое время кончилось! Уходи!

Мне уже хотелось продолжить, и я готов был заплатить еще, но она легонько оттолкнула меня.

— Нет. Достаточно. До свидания, великан.

Когда я вышел, Стиддик все еще ждал в коридоре. Он сразу же протиснулся мимо меня в комнату Фалы.

— Он сделал тебе больно? — спросил вышибала, когда дверь захлопнулась за мной. — Я не помню, чтобы ты позволяла кому-нибудь задерживаться так надолго.

Когда я вышел по длинному коридору в гостиную, там было пусто, а огонь в камине почти догорел. Я не сомневался, что Хитч давно уже ушел. Я отправился на недовольном Утесе домой по темноте и холоду раннего утра. Несколько дней спустя, когда я вновь приехал в город и обедал в столовой вместе с Эбруксом и Кеси, я узнал, что среди солдат обо мне уже ходят слухи. Эбрукс упомянул, что, говорят, я необыкновенно одарен или неестественно умел. Фала сказала другим шлюхам, что у нее никогда прежде не было такого мужчины. Следующей ночью она отказалась работать и вскоре покинула бордель. Никто не знал, куда она направилась, и Кеси предупредил меня, чтобы я держался подальше от Сарлы Моггам, поскольку бандерша винит меня в потере одной из лучших ее шлюх. Краткая вспышка славы среди солдат была жалким вознаграждением за утрату возможности посещать бордель, не говоря уже о том, что насмешки Хитча ничуть ее не облегчили.

Но я утешался мгновениями настоящей нежности, которые я разделил с Фалой, и желал ей удачи, куда бы она ни направилась. Этой зимой у меня выдалась одна теплая ночь.

ГЛАВА 20 ВЕСНА

ГЛАВА 20

ВЕСНА

Рано или поздно одно время года вынуждено уступить место другому.

Но той зимой в Геттисе бывали времена, когда я начинал сомневаться в этой простой истине. Это был самый холодный, темный и долгий отрезок моей жизни. Теперь, когда Спинк просветил меня насчет природы магии, пропитавшей улицы Геттиса, словно густой туман, а Хитч подтвердил его правоту, мне удалось к ней немного приспособиться. Я ощущал приливы и отливы тоски, накатывающей на город. Теперь, даже не заходя в лес, я умел отличить, когда он истекал ужасом и паникой, а когда — унынием и усталостью. Однако это знание не помогало мне бороться с собственным состоянием, не говоря уже о том, чтобы разорвать узы владевшей мной магии.