— Неужели? — Она оглянулась по сторонам, а когда вновь посмотрела на меня, на губах ее играла таинственная улыбка. — Однако, кажется, он уже ушел. И знаешь ли, здесь нет деревьев, которые можно было бы срубить. Вот так. Не стоит ли нам заняться чем-нибудь другим?

Пока мое внимание сосредоточилось на Оликее, Киликарра исчез. Возможно, все, что он говорил и делал, было уловкой, чтобы заманить меня сюда, к дочери. Но зачем отцу приводить незнакомца в дом, а потом оставлять наедине с дочерью?

Я попытался пробудить в себе осторожность, но все, что я смог, — это вспомнить о том, как она дерзко касалась меня при нашей первой встрече. Оликея протянула руку и пощупала материал моей рубашки.

— Этот наряд выглядит неудобным. И смешным.

Я отступил от нее.

— Она защищает меня… мою кожу. От царапин, холода и укусов насекомых. Согласно правилам моего народа, ее требуется носить. Ради приличия.

Она слегка надула щеки — так спеки выражали свое несогласие.

— Я твой народ. И я ничего такого не требую. Как это действует?

Она шагнула ко мне и дернула за ворот рубашки. Верхняя пуговица оторвалась. Она проследила взглядом за ее полетом и радостно рассмеялась.

— Они прыгают, точно лягушки! — воскликнула она.

Прежде чем я успел что-либо сделать, резкий рывок послал вторую и третью пуговицы вслед за первой.

Каждой частицей своего существа я жаждал опрокинуть ее на мягкий мох. И удерживала меня вовсе не нравственность или скромность, и даже не отвращение к соитию с дикаркой. Скорее, я просто стыдился показать ей свое тело. Со шлюхами было иначе. Они берут деньги и не вправе придираться к внешности клиента. Последнее, чего мне бы хотелось, — это чтобы она увидела меня обнаженным и испугалась или рассмеялась.

Поэтому я снова отступил, придерживая распахивающиеся полы рубашки.

— Остановись! — попросил я. — Это непристойно. Я едва тебя знаю.

Смущение сделало мои слова неумышленно резкими. Однако мне не стоило беспокоиться, что я могу ее обидеть. Оликея весело расхохоталась и, ничуть не смутившись, вновь приблизилась ко мне.

— Ты едва ли меня узнаешь, убегая от меня! Почему ты мешкаешь? Или мох нашего леса недостаточно мягок для тебя? — Она склонила голову набок и заглянула мне в глаза. Ее руки вновь коснулись моей груди. — Или ты находишь меня нежеланной?

— О нет, дело не в этом, — заверил я Оликею, однако ее ищущая рука уже сама убедилась, насколько желанной я ее нахожу. Я с трудом продолжал говорить: — Но твой отец… он не будет… возражать?

Она вновь надула щеки.

— Мой отец ушел по своим делам. Почему его должно заботить, чем занимаюсь я? Разве я не взрослая и разве не женщина? Он будет только рад, если у очага его дочери появится великий; вся моя большая семья разделит со мной эту честь.