И с этими словами он ушел.
ГЛАВА 32 ЛИСАНА
ГЛАВА 32
ЛИСАНА
Остаток утра я пролежал на нарах, размышляя о том, что намерен делать Спинк. Я был рад, что за меня готов вступиться друг, хотя уже решил сдаться. Однако меня мучила мысль, что он может выдать мое настоящее имя и рассказать о моих связях со спеками, уничтожив тем самым репутацию моей семьи. Даже если он сумеет добиться для меня пощады, мрачно подумал я, моя дальнейшая жизнь будет ужасной.
Я постарался об этом не думать и принялся строить планы, какими бы жалкими они ни были. При первой же возможности после того, как меня введут в зал суда, я попытаюсь напасть на председателя. И должен буду приложить все свои силы, а не просто притвориться. Я хотел вынудить их меня убить. Интересно, будет ли вооружена охрана, когда меня поведут на суд? Если да, то простая попытка к бегству может увенчаться успехом. Теперь, когда магия меня оставила, пара выстрелов в спину окончит всю эту историю. Я заерзал на нарах, и несчастные доски издали последний протестующий треск, прежде чем обрушиться на пол. Я вздохнул, но даже не стал вставать. Некоторое время спустя я закрыл глаза.
Сон разверзся подо мной, словно потайной люк в полу.
Я чувствовал, что стою на коленях в глубоком мху. Вокруг гудел жизнью летний лес. Я заморгал, поскольку даже просачивающийся сквозь листву свет казался слишком ярким после сумрака камеры. Ноздри наполнил густой сильный запах земли и мха. Вокруг меня запорхала бледно-зеленая бабочка, но порыв ветра унес ее прочь. Я медленно поднялся на ноги и огляделся, а потом направился вверх по тропе, ведущей к пню древесной женщины. Я чувствовал отличия своего появления здесь. Теперь я пришел сюда не по собственной воле, а по ее приказу. Я лишился ступней, словно призрак, и плыл над тропой там, где раньше ощущал под ногами мягкий мох. Прохладный ветерок коснулся моего лица, но волосы и одежда не шелохнулись. Оказавшись неподалеку от пня древесной женщины, я в изумлении остановился.
— А вот и он, — услышал я ее голос.
Однако она обращалась не ко мне. Эпини стояла рядом, опираясь на пень. Ее бледное лицо заливал пот, и она выглядела тревожно настоящей. На ней была желтая соломенная шляпа, которую Эпини сдвинула на спину, оставив висеть на ленте. Она собрала волосы в узел, как положено замужней женщине, но несколько прядей выбились и свисали вокруг ее лица. Темно-синее платье показалось мне удивительно бесформенным. Потом я внезапно сообразил, что оно просто подогнано по фигуре беременной женщины.
— Ты не можешь находиться здесь, — сказал я ей.