– Что, негодяи, не удалось совершить вам кощунство втайне? Не смеете вы напасть на нас в присутствии добрых и честных людей! Идите же, рушьте стены, убивайте кротких отшельниц! И все увидят, как Галвинский гарнизон нарушает право убежища, дарованное императором, и попирает святость монастыря. Или, чтобы не оставить свидетелей, вы и поселян истребить решитесь?

Это уже была прямая провокация. Продолжая в том же духе, Вьерна Дюльман могла натравить крестьян на солдат или хотя бы взбаламутить селян.

– Господин капитан, можно, я ее пристрелю? – спросил Гионварк.

– Я тоже мог бы ее достать, – сказал Мерсер, – но не вижу, какая нам от этого польза.

– По крайней мере, она заткнется.

– Отставить, лейтенант, – Бергамин отдал приказ без большого энтузиазма.

– Не боюсь я вас! – вскричала Вьерна Дюльман, воздымая руки. – Есть у меня защитник! Тот, кто всегда вступается за угнетенных женщин! Он не оставит меня!

– Мадам, прекратите это представление в протестантском духе! – раздраженно бросил Гарб. – Осталось еще «Господь – моя крепость» затянуть.

Руки госпожи Эрмесен упали, словно у марионетки. Она глотнула воздух ртом, быстро опустила капюшон на лицо и, наклонив голову, отступила назад, в череду монахинь. Те вразнобой запели и продолжили обход по стене.

– Здорово я ее уел? – похвастался Гарб. Его гордость была понятна. Протестанты в империи до эрдской смуты обычно находили приют на Севере, и для ненавистницы северян худшее оскорбление трудно было выдумать. – И куда это ты уставился?

Мерсер, оглянувшись, следил за теми, к кому взывала гонимая страдалица: угрюмые, простодушные, напряженные лица, покрасневшие от холода носы, слезящиеся глаза, сжатые кулаки.

– Так… жаль, что она поспешила уйти. Я предпочел бы дослушать. Насчет защитника.

– Да знаем мы этого защитника… говорит про Всевышнего, а думает про Рогатого. И вообще, нечего здесь торчать! – Он возвысил голос, чтоб его слышали остальные. – Никакого штурма не понадобится. Эта сука без кобеля долго выдержать не сможет, а тамошний попик, из которого труха сыплется, ни на что уже не годен. Выждать пару дней – и она так распалится, что сама к нашим солдатам выскочит!

У солдат это предсказание нашло полнейшее одобрение, а Бергамин, по крайней мере, не стал его опровергать.

Обойдя с пением стены монастыря, монахини сочли, что достаточно сделали для изгнания злых духов, или просто устали и замерзли и спустились вниз.

Начинало темнеть, и сельские жители, не чая нынче увидеть ничего интересного, стали расходиться. А тех, кто пытался задержаться, прогнал Гионварк: