Вернувшись в свой родной город, он зажил вельможей. В то столетие немало знатных людей оставили родовые замки и выстроили дворцы в городах. Но Убальдин поставил себе целью превзойти и графа Несского, и всю местную знать. Дворец Убальдина возводили с небывалой быстротой и пышностью, а после того, как адмирал переселился туда вместе с семейством, началась нескончаемая череда праздников. Балы и маскарады, танцы и фейерверки, собственная театральная труппа, зверинец, дворня, разряженная в парчу; фонтаны, бьющие вином; самые породистые кони и псы, толпы прихлебателей, называющих адмирала «спасителем Отечества», – всему этому, казалось, не будет конца. Тем временем в Тримейне тихо и неспешно работала комиссия, опираясь на сведения, собранные как тайной службой императора, так и целым отрядом, владевшим страшным орудием нового времени – двойной бухгалтерией. Было установлено, что адмирал утаил от казны и присвоил значительную часть добычи, захваченной у мятежников. Хуже того – многих пленных он отпускал за выкуп, хотя государственные преступники лишены права откупаться. Еще ужасней то, что адмирал сам спровоцировал (а некоторые утверждали – и организовал) наиболее дерзкие нападения мятежников, чтобы его последующие победы выглядели более блистательными. Все это было квалифицировано как государственная измена. Не чающий беды Убальдин был вызван в Тримейн и, после краткого судебного разбирательства, повешен во дворе Свинцовой башни. Мнения в обществе по этому поводу разноречивы до сих пор. В справедливости первых двух обвинений – в присвоении добычи и незаконном взимании выкупа – мало кто сомневался, но еще меньше адмирала за это осуждали. А вот насчет последнего и главного…
Узнав, какой ценой Убальдин достигал победы, те, кто еще недавно восхищался адмиралом, обзывали его свиньей, собакой и грязным мошенником. Однако для большинства моряков в империи Убальдин оставался героем, независимо от того, был он мошенником или нет.
На галерее появился невысокий пожилой мужчина, фигурой удивительно напоминавший перевернутую грушу, облаченную в винного цвета бархатный кафтан и переливчато-зеленый камзол. Короткие толстые ножки в полосатых панталонах и нитяных чулках он переставлял ловко и ладно. Лицо в обрамлении каштанового парика было испещрено мелкими морщинами.
– Кавалер Жебуан, наместник дворца, – представился он. Потом, прищурив один глаз, добавил: – Хотя… мы, сударь, уже встречались.
– Верно, – подтвердил Мерсер, – и я со своей спутницей хотел бы воспользоваться вашим гостеприимством.