Впрочем, это не особо меня волновало. На какое-то время мое внимание привлекла равнина камней: что-то вроде бледного света появилось там, где только что был виден лишь сгусток тьмы. Хотя это могло мне и показаться.

Сам не знаю почему, я не отправился туда и не стал ничего проверять. Хотя я впоследствии не мог понять, по какой причине. Скорее всего, я обленился настолько, что не хотел действовать даже тогда, когда для этого только и требовалось, что подумать. Искать Могабу и Гоблина мне тоже не захотелось, и, в конечном итоге, я решил наведаться к Душелову. Возможно, она уже пришла в себя настолько, чтобы начать злиться, строить козни, а то и выкинуть какой-нибудь интересный финт.

А может быть, она просто улеглась спать.

Так оно и было – Душелов просто спала под деревьями, все ветви которых были усеяны воронами, словно они собрались со всего света оберегать ее сон.

Надо думать, пташки не голодали. Земля под деревьями была покрыта пометом. Под деревьями шныряли Тени, сожалея о том, что вороны не спускаются к ним поиграть.

Подражая Тени, я нырнул в пещеру Душелова. Ее ограждали чары, не пропускавшие губительные сгустки тьмы, но я имел иную природу и потому смог попасть внутрь.

Душелов спала. Часто ли с ней случалось такое? А вот Дщерь Ночи бодрствовала. И, будучи особой чувствительной, ощутила мое присутствие.

– Мать, – пробормотала она, привстав на ложе из сосновых иголок.

Душелов спала чутко. Едва заслышав звук, она встрепенулась, словно в ожидании опасности. Сестра Госпожи была в маске, являвшейся ее отличительным знаком в прошлые времена. В последнее время она по большей части обходилась без нее, хотя я редко видел Душелова на публике. И никогда во плоти.

Эта женщина походила на Госпожу, хотя обладала чертами еще более тонкими и чувственными. Костоправ утверждал, будто в свое время устоял перед ее соблазнами. Вроде бы я ему верю. Но как это ему удалось – не представляю. Несмотря на всю мою любовь к Сари.

Может быть, все дело в его возрасте?

Прибежище Душелова было освещено свисавшей с потолка лампой – двоюродной сестрицей наших отгонявших Тени свечек. Светила она неярко, но так, что не оставляла и уголка, где могла бы затаиться Тень.

– Что ты сказала? – произнесла Душелов голосом удавленного, едва способного издавать хриплый шепот, но наполненный злобой, нагонявшей ужас, который соответствовал репутации Десяти Взятых. Сочувствия и тепла в нем было не больше, чем у змеи или паука.

Дщерь Ночи не откликнулась, словно Душелова и не было.

– Нечего упрямиться, – усмехнулась Душелов, словно испорченная девчонка, судящая о мальчишках. – В этом нет смысла. Никто тебе не поможет…