– Был бы арест, а доказательства он сам нам предоставит.

– На твоем месте я не очень-то бы верил показаниям, полученным под пыткой.

– А я бы, – сказал Шаваш, – никогда бы не верил показаниям, полученным без пытки. Да что ты так глядишь на меня, словно у меня живой карась в зубах?

– Ты негодяй! – заорал Бемиш.

Министр финансов проглотил деликатесный фрукт, окунул кончики пальцев в блюдо с розовой водой и вытер их о вышитую салфетку.

– Между прочим, – сказал Шаваш, – ты бы мог хоть спросить, как мое здоровье. Та м пятерых убило.

– Здоровье, я вижу, не хуже аппетита, – отрезал Бемиш.

Министр финансов пожал плечами и окунул в густой сироп дольку персика.

– Шаваш, – сказал Бемиш, – это не дело рук Ашиника. Он бы никогда, никогда не заложил взрывчатку на Лазоревом Перекрестке. Это слишком людное место. Он бы никогда не стал убивать посторонних людей…

– Какая разница? – сказал министр финансов, – Ашиник знает все – а веры в нем осталось на донышке. После того как мы его допросим, от секты ничего не останется.

– Кроме ее причин вроде нищеты народа, казнокрадства чиновников и хамства иномирцев.

Шаваш усмехнулся.

– Ты чудак, Теренс. На твоем месте я бы сказал спасибо за арест любовника твоей наложницы…

Бемиш побледнел. Значит, и это было известно. Черт возьми, это всем было известно, включая сектантов, кроме него…

– Конечно, ты не любишь Инис. Ты любишь другую женщину. Но это еще не повод просить за того, кто наставил тебе рога.

И Шаваш снова проглотил засахаренную дольку.

Бемиш заорал так, что на столе подпрыгнул фарфоровый чайник и язычки пламени под серебряным блюдом заметались в разные стороны:

– Или ты мне сию секунду предъявишь факты, или ты поедешь и выпустишь его!

Шаваш невозмутимо окунул в сироп последнюю дольку, проглотил ее и со вздохом сожаления положил на тарелку палочки. Потом он встал и, поманив Бемиша пальцем, вышел из гостиной.

Они прошли по выложенному узорным паркетом коридору, миновали два или три зала, отделанных с всевозможнейшей роскошью и украшенных инисскими коврами старинной работы, которые Шаваш, по слухам, попросту велел содрать в Чахаре со стен храма Исии-ратуфы (этот грабеж потом оформили как покупку за какую-то смехотворную сумму), и внезапно, через две или три двери, очутились в бетонном коридоре. Бемиш вдруг с ужасом вспомнил похвальбу Шаваша, что у него есть своя тюрьма, и приписываемые ему слова: «По-настоящему влиятельным следует считать не того, кто имеет собственную усадьбу, а того, кто может позволить себе иметь собственный застенок».