Бемиш вздрогнул и даже зажмурил глаза. Действительно. Если Киссур говорит правду, это конец. То, что партия народной свободы имела в своей власти пять тысяч чужестранцев и тут же их отпустила, будет выгодно контрастировать с воровством и боеголовками, найденными в результате ее отчаянного акта. Да уж, все слухи, распространявшиеся правительством насчет партии – например, что она иномирцев считает бесами, от этакого благородного поведения выглядели враньем… Умно. Умно и… непохоже на Киссура.

И тут в проеме кабинета обрисовался еще один человек. Он был тоже с оружием и в черной форме, но даже жесткая бронеткань не могла скрыть его хрупкой изящной фигуры, и длинные его пальцы нервно мяли веерник, словно дверь, к которой он не мог подобрать ключа.

– Вот мы и опять встретились, хозяин.

Бемиш повернул голову.

– Это мне тебя, Ашиник, благодарить, – спросил он, – за стратегию и тактику связей с общественностью?

Молодой человек усмехнулся. Лицо, обрамленное черными кудрями, казалось неестественно бледным, и огромные синие глаза бегали из стороны в сторону, так, как никогда не бегают глаза победителей и всегда бегают глаза проигравших.

– Наверно, хозяин, проклинаете тот день, когда не позволили Киссуру застрелить меня?

– Да, – сказал Бемиш. – Потому что тогда Инис была бы жива.

– Не трожь это имя, убийца! – взвился Ашиник.

– Что ты несешь?

Палец Ашиника лег на курок, как тонущий вцепляется в спасательный круг. Бемиш с некоторым облегчением заметил, что, по крайней мере, Ашиник забыл снять веерник с предохранителя.

– Ты бы и меня тогда убил, если б я не сбежал!

– Вздор! Ее убили по приказу Ядана! Чтобы поссорить тебя со мной! Точно так же, как по приказу Ядана убили его предшественника! Зачем мне было ее убивать?

– Из ревности.

– Из какой, дурак! Я ее тебе отдал! А она – она в тот день просила взять ее обратно!

– Отдал? Взять? – прошептал белый как мел Ашиник, – или вейские женщины товар, который отдают и берут?

– Вы долго будете браниться? – полюбопытствовал Киссур.

Ашиник замолчал. Кадык его нервно ходил вверх-вниз.

– Ашиник еще не сказал самого главного, – саркастически заметил Бемиш, – а именно на каком дереве он собирается повесить убийцу неверной наложницы, каковое убийство, кстати, по старинным законам, за которые он столь ратует, вовсе не является наказуемым преступлением.

Ашиник резко вздернул голову. Он уже вполне овладел собой, и глаза его стали стеклянными и спокойными.