— Не помешаем?
— Нет, входи. Или входите. Сколько вас?
— Да всего двое, — сказал Базей, уже входя в каюту. А вслед за ним вошел…
Р-ра! Геза! И, глядя на него, никак не скажешь, что еще утром он лежал пластом и кровью харкал, умирал… И ладно! Вошли они, два боцмана, стоят перед столом, а дальше пройти не решаются — ведь, как-никак, это каюта, ют… И все же Рыжий отступил на шаг, спиной уперся в сетку гамака; гамак это такая штука, что если, уцепившись за него, вот так вот кувыркнуть, а после…
Нет, похоже, обойдется и без этого. Базей сказал весьма миролюбиво:
— Мы говорили с адмиралом. И он сказал, что ты не виноват. Ты тоже заколдован, вот. А эта тварь, которая тебя, нас всех заколдовала… Ну, которую Хинт тебе сунул… Так вот, мы за ней и пришли. Вот… Отдай! — и даже лапу протянул.
Рыжий молчал, смотрел на его лапу, на самого его, на Гезу. Вот как оно все обернулось, р-ра! Ни бунта, ни доски через фальшборт, ни даже адмирала рядом — где, кстати, он? да где бы ни был! — а вот пришли они, два этих косаря, скота, и по-простому говорят «отдай», а ты… А ты стоишь и чувствуешь: а ведь действительно отдашь ее, не пожалеешь, да и чего ее теперь жалеть? Вела она тебя — и привела. Правда, куда, пока еще не знаешь. Хоть и надеешься на лучшее. А ведь напрасно, зря, не верь ты ей, тварь она, Тварь, и Хинт был прав, и адмирал был прав, так и чего тогда ты ждешь?! И Рыжий запустил лапу за пазуху, достал монету…
И швырнул ее на стол! Она, как и тогда, когда ты в первый раз был у Вай Кау, упала и застыла — как прилипла. Два боцмана с опаской наклонились над монетой… Но трогать ее все же не решились. Геза, не зная, как тут быть, даже немного отстранился от нее. Базей же, подняв голову и повернувшись к Рыжему, сказал:
— Здесь только одни буквы. А где же глаз?
— На оборотной стороне. Переверни ее — тогда увидишь.
— А…
— Я сказал: переверни! Не бойся!
Базей, собравшись с духом, снова наклонился, прокрался лапой по столу, притронулся к монете, подождал, а после резко — р-раз! — перевернул ее! И…
Где она?! Монеты уже не было! Она исчезла! Вот только что была — и нет ее. Базей ее перевернул — и…
Р-ра! Базей, громко сопя, ощупал всю столешницу — вначале быстро, лихорадочно, а после уже медленно и тщательно… А после, почти лежа на столе, он его нюхал и сдувал с него пылинки, и снова нюхал, щупал и хватал, рычал, сопел…
А Геза — тот стоял окаменев, глаза его были расширены, пасть приоткрыта, шерсть на загривке вздыбилась…
— Р-ра! — злобно выдохнул Базей и оттолкнулся от стола, глянул на Рыжего. — Штурман! Кончай шутить!