— Я знал, что ты будешь надо мной смеяться, а я в ответ оторву тебе голову. Не хотелось огорчать Ингельд. К тому же я сын Хорольда, и люди захотят меня повесить, верно?
— Нет. Ты ведь еще и сын Ингельд, они не причинят тебе вреда. — Флоренгианин с некоторым удивлением посмотрел на Катрата. — Ты снова дома, и все будут рады тебя видеть.
—
Это сработало. Катрат обошел весь Пантеон, и Бенард больше не мешал ему молиться, а жрецы держались подальше. Художник молча следовал за Катратом, а рядышком, вцепившись в его палец, семенила Оливия.
Когда они вновь оказались перед Эриандером, Катрат обернулся. Веру не обращал на него внимания, продолжая смотреть на священную Веслих. Значит, ему все равно.
Но Сьену по-прежнему улыбался.
— На кого ты смотришь? — тихо спросил Бенард.
— Проклятие! Его улыбка…
— И что ты видишь?
— Я вижу Ваэльса Борксона, который говорит: «Помнишь, как ты кричал, когда я бил тебя по почкам?».
— Но ты должен видеть священного Сьену, который призвал тебя сюда. И вот что Он говорит: «Ваэльс Борксон мертв, от него остались лишь воспоминания и этот кусок камня; однако ты все еще жив, а потому наслаждайся жизнью, пока можешь».
Он начал спускаться по лестнице, держа Оливию за руку, чтобы та могла спрыгивать со ступеньки на ступеньку.
— Пойдем! — весело позвал Бенард Катрата. — Теперь, когда ты послушался совета толкователя снов, все будет хорошо. Сьену — бог пирушек, не забывай. Представляешь, сколько всего наготовила для тебя Ингельд?
Катрат пожал плечами и стал спускаться вслед за ними. Внизу стояла единственная колесница, а возницей был гордо улыбающийся мальчишка.
— И где же твои телохранители? — осведомился Катрат.
Оливия вытащила изо рта большой палец.
— Папа от них убежал, — серьезно сообщила она. — Мамочка сказала, что она его отшлепает, если он сделает это еще раз.
Бенард подхватил дочь на руки.
— Так что лучше ей ничего не рассказывать. Я тебя подержу, а братец Катрат будет править колесницей.