— Я чту Тебя, священный Настра, благослови меня.

Незнакомец двинулся дальше. Теперь его наполнила ярость. Перед ним стояла статуя, которую он хотел и в то же время отчаянно не хотел видеть. Вот Он, священный Веру с мечом в руках. Скульптур изобразил Его сидящим. Тем не менее скульптура была той же высоты, что и остальные! Путник понял это не сразу — получалось, что Веру вдвое больше прочих богов.

Так распорядился сатрап Хорольд. Однако Хорольд умер задолго до того, как высекли эту статую. Почему художник выполнил пожелание мертвеца, нарушив симметрию Пантеона? Почему Рука оказал такую честь богу войны?

Ужасный заслуживал более долгой молитвы.

— Я чту Тебя, священный Веру, мой господин и защитник, самый могущественный из богов. Я буду служить Тебе до конца жизни и умру в Твою честь.

— Я обещал быть щедрым, — произнес тихий голос у него за спиной.

Путник сжал кулаки. Он узнал этот голос. Именно его он боялся услышать.

— Уходи прочь!

Ответа не последовало. Путник продолжал рассматривать священного Веру, а бог рассматривал его. Нос и уши Веру не были расплющены, уши не расползлись, словно клубни, а в остальном у них одинаковые лица. Пожалуй, бог на несколько лет старше. Широкие плечи, мощные икры… все так, как и должно быть. Более или менее. Скорее более.

— Да, ты не поскупился, — признал путник, чтобы убедиться, не ушел ли скульптор.

— Меня послали за тобой.

Он обернулся.

Флоренгианин был по-прежнему широкоплечий, смуглый и длинноволосый, в кожаной тунике, испачканной глиной и красками. Пожалуй, за последние три года он еще больше окреп. Жизнь оставила след на его лице, а в улыбке недоставало нескольких зубов, но теперь в ней появилась уверенность — или даже высокомерие. Веристы не любили, когда обычные люди не опускали перед ними взгляда. Даже бездомные и голодные веристы.

— Как я рад тебя видеть, Катрат! Мы думали, что ты погиб! Где ты был? — Бенард обнял незнакомца огромными руками каменщика и так сильно его сжал, что тот едва не задохнулся. — Благодарение богам!

Катрат попытался высвободиться и с ужасом обнаружил, что ему это не под силу — если не применять борцовских приемов, чего в храме делать нельзя. У Героев без хозяина, нарушавших покой обычных граждан, очень скоро возникали серьезные неприятности.

— Отпусти меня, — прошептал он на ухо скульптору, — или я выпущу твои кишки и ими же тебя придушу.

Бенард отпустил Катрата и с недоумением на него уставился.

— Это всего лишь дружеское объятие! Я действительно очень рад тебя видеть. Ингельд целыми днями глядела в огонь, а полчаса назад закричала: «Он здесь! Он здесь! Он идет в Пантеон!» И мы пришли.