– И правильно, – отеческим тоном одобрил старый людоед. – И не торопись, успеешь еще!
Он принюхался к аппетитному запаху из котелка.
– Скоро есть будем. Небогатая трапеза, но уж не взыщите, – он развел руками. – Гостей не ждали!
– Ничего, ничего, – поспешно сказал Дарин, тоже невольно принюхиваясь к аппетитному запаху мясной похлебки и поглядывая, как хлопочет козле костра Нариш, то пробуя похлебку, то подбрасывая в котелок душистые травы и зелень. – А вы, случаем, не существа фей? Ну, я хотел сказать, не их слуги?
Старый людоед покачал головой.
– Нет, мы сами по себе. Знаю, с волшебными существами ухо востро держать надо, но мы-то – такие же, как все!
– Ну, что ж, тогда… похлебка – это очень хорошо!
– Спасибо, парень, – сказал Варч таким тоном, словно у него камень с души свалился. – Сейчас, уж мы вас угостим… а занимаешься-то ты чем, Дарин? Торгуешь или иным каким ремеслом промышляешь? Мы тут в лесу на отшибе живем, новостей никаких не знаем. Поэтому, с каждым путником поговорим, побеседуем обстоятельно – ну, вот и узнаем, что в мире творится.
– Беседуете? – дрожащим голосом встрял в разговор Басиянда, топтавшийся неподалеку. – А потом что? Отпускаете или…
Варч добродушно рассмеялся. Смеялся он так заразительно, что Дарин невольно тоже улыбнулся.
– Перестань, Басиянда, – сказал он. – Сказали же тебе – выдумки это все про людоедов. Никто нас с тобой есть не собирается.
Варш захохотал еще сильней.
– Нарищ, этот тощий слуга и правду боится, что мы его съедим! Слыхал?
– Слыхал, – отозвался Нариш. Он взглянул на Басиянду из-под полуопущенных век и усмехнулся.
– Ох уж, эти люди… – философски проговорил Варч.
Дарин бросил в сторону Басинды выразительный взгляд.
– Вы на него не обижайтесь. Он в Лутаке недавно совсем. Как и я, собственно.
– А ты в Лутаке недавно? Ну-ка, ну-ка, давай, расскажи же… где живешь, чем занимаешься?
Рассказывать о себе Дарин не очень любил: жил он на свете не так уж долго и ничего особенного или хоть сколько-нибудь замечательного в его жизни еще не происходило.
Но Варч смотрел на него с таким подкупающим добродушием, такой живой интерес светился в его голубых глазах, что язык у парня развязался сам собой.