— Смутные времена, приятель, смутные времена. Так что, когда мы пристанем на ночь к берегу, предупреди своих людей, чтобы они держались поближе к корме и не разгуливали во сне. Мало ли что может случиться, а у меня чуткий сон, — он развернулся и отошел от капитана.

По обоим берегам реки над водой нависала буйная тропическая растительность, но холмы, поднимающиеся над узкой речной долиной были голыми и бесплодными, единственным их украшением служили разбросанные там и тут скальные обломки. Спархок и его друзья сидели на носовой палубе, неусыпно следя за капитаном и его оборванной командой и стараясь не упустить любых признаков необычной погоды.

Флейта разместилась верхом на бушприте, наигрывая что-то на свирели, а Спархок вел тихую беседу с Сефренией и Кьюриком. Сефрения была уже знакома со здешними обычаями, поэтому наставления Спархока касались в основном оруженосца. Он предупреждал его о многих условностях, несоблюдение которых могли здесь счесть за личное оскорбление, и о других, которые могли посчитать святотатством.

— И кто придумал эти идиотские правила? — не переставал удивляться Кьюрик.

— Эшанд, — ответил Спархок. — Он был сумасшедший, а сумасшедшие особенно любят всякие бессмысленные ритуалы.

— Есть еще что-нибудь?

— Да. Если ты случайно повстречаешься с какой-нибудь овцой, тебе следует почтительно уступить ей дорогу.

— А ну-ка, повтори, — недоверчиво сказал Кьюрик.

— Это очень важно, Кьюрик.

— Ты что, издеваешься?

— Да нет же, я серьезен, как никогда. Эшанд в юности был пастухом и приходил в бешенство, когда кто-то проезжал через его стадо. Когда он пришел к власти, он заявил, что Богом ему открыто, будто овца — священное животное, и что каждый должен уступать ей дорогу.

— Бред какой-то, Спархок! — возмутился Кьюрик.

— Конечно, но здесь это закон.

— Странно, как откровения эленийского Бога всегда совпадают с суевериями его пророков, — прошептала Сефрения.

— Они хоть что-то делают как нормальные люди? — поинтересовался Кьюрик.

— Не многое.

С заходом солнца одноглазый капитан пришвартовал свою шаланду и вместе с командой расстелил соломенную циновку на корме. Спархок поднялся, вышел на середину суденышка и положил руку на шею Фарэна.

— Будь настороже, — шепнул он на ухо своему коню. — Если кто вздумает бродить тут, дай мне знать.