Многие, да что там, почти все обитатели замка назвали бы это ересью. Маррон не знал, кто прав — они или рыцарь, — но даже не пытался гадать. Он чувствовал тяжесть тела сьера Антона, знал, как рыцарь силён, и гадал, что он сделал бы, попробуй юноша сопротивляться. И ещё ему было очень хорошо лежать вот так, чувствуя эту тяжесть, хорошо, несмотря на то что рука зверски болела, а все тело онемело от усталости.

— Да, сьер, — ответил Маррон.

Они бормотали молитвы тихо, почти шёпотом, словно признания в любви, когда слова не имеют значения и важен только шёпот. Однако это были молитвы, и ради своего господина Маррон старался сосредоточиться на словах, однако они ускользали от него, теряли смысл и падали в темноту, где он уже не мог их отыскать.

Кажется, он заснул посреди молитвы, но сьер Антон не стал будить его до утра, а утром Маррон не осмелился ни о чём спрашивать.

Юношу разбудили звучные удары колокола; никакой другой звук не сумел бы поднять его — слишком уж мало он спал этой ночью.

На этот раз они не стали нежиться в постели и бормотать молитвы, думая при этом совсем о другом. Нет, они встали, не одеваясь, преклонили колени, и сьер Антон — было в этом что-то неправильное — чистым уверенным голосом стая читать молитвы.

Потом они оделись, и рыцарь помог Маррону привязать руку к груди. В остальном это было обычное утро — а как иначе? Что изменилось, если подозрения окружающих оправдались? Маррон оставался оруженосцем, а рыцарь — господином, и измениться тут ничего не могло.

Юноша сбегал за завтраком для своего господина и за своим, снова вытерпел насмешки других оруженосцев на обычную тему, про себя подумав, как же мало они знают и как глупо дразнятся; потом вернулся в комнату, где чувствовал себя счастливым, посмотрел, как ел и пил сьер Антон, и дождался разрешения поесть самому.

И всё это время что-то грызло его изнутри, что-то, зародившееся в голове ещё предыдущей ночью, когда он впервые услышал эти слова. Его разрывала на части двойная жизнь слуги и предателя. Он должен предать или одного, или другого человека, но выбором это назвать было нельзя, потому что одно предательство повлекло бы за собой неминуемую смерть, и не одну — точнее, вначале одну, а потом бесчисленное количество. Второе же предательство… Он не знал, но догадывался, что оно тоже может стоить кое-кому жизни…

Сьер Антон наконец отпустил оруженосца, сказав: «Мне хочется пофехтовать, но не с тобой. Я не хочу ранить тебя или разбередить твою руку. Отдыхай, понял? Посиди на солнышке и сосни часок». После этих слов Маррон почувствовал себя свободным и отправился на поиски Раделя.